Пока Алла Евгеньевна успокаивала своих малышей, мужчина, взглянул на то, что осталось от его штанов. Затем, пытаясь носовым платком унять кровь, вдруг как-то слишком пристально взглянул на хозяйку собак и заявил, что в следующий раз он встретится с ней в квалификационной коллегии судей.
Нильская сначала хотела резко выговорить нахалу, что он сам виноват и не надо, идя по улице, глазеть на чужие ноги, но потом призадумалась. Дело в том, что этот взгляд она уже где-то видела. Лицо прохожего тоже показалось слишком знакомым, а упоминание квалификационной коллегии — не случайным. С этим органом, способным отравить и без того нерадостное существование судьи, а то и вовсе прервать ее карьеру, у Нильской уже начали складываться определенные отношения. Все началось с того, что какая-то старушонка пожаловалась туда на Аллу Евгеньевну, не принявшую очередной иск. И добро бы просто пожаловалась, так еще утверждала, что судья якобы обозвала ее в присутствии других граждан старой сутяжницей и другими подобными словами (что было, кстати, сущей правдой). Коллегия, рассматривавшая эту жалобу, заявительнице отписала что-то вроде «меры приняты», но предупредила Нильскую: если подобное повторится — поставим вопрос о соответствии вас должности. Поэтому связываться с квалификационной коллегией, где сидят только недоброжелатели, Нильской лишний раз не хотелось. Кроме того, она вспомнила, где видела прохожего — в той же коллегии. Говорили, что он — один из самых популярных в городе судебных репортеров.
Алла Евгеньевна, здраво оценив обстановку, умудрилась уговорить журналиста зайти к ней домой, чтобы привести в порядок брюки и оказать медицинскую помощь. Он не заставил долго себя уговаривать, видимо надеясь извлечь максимум выгоды из столь неожиданного знакомства.
В гостях у Нильской корреспондент, представившийся Феофаном Греческим («Хотя это — мой литературный псевдоним, но, поверьте, он известен в городе гораздо лучше настоящего имени»), согласился выпить рюмку коньяка и дать осмотреть раны на ногах. Алла Евгеньевна еще на юрфаке проходила военную подготовку по специальности «медсестра» и достаточно быстро обработала следы укусов, оказавшиеся не очень глубокими.
В ходе разговора женщина посетовала, как трудно живется судьям: зарплату постоянно задерживают, а если и выдают, то копейки.
— Знаете, мне не то что на еду, даже на намордник для Даши денег не хватает. Последний аванс заплатили всего сто десять тысяч. Как семью содержать?..
Феофан ушел, пообещав, если хозяйка, конечно, позволит, еще раз навестить ее, а пока — заняться проблемами судов. И вот, не прошло и трех дней после знакомства, как в одной из крупнейших городских газет появилась совершенно разнузданная статья под хамским заголовком: «Судье не хватает денег даже на намордник». Ее автор, Ф. Греческий, в частности, писал: «… Уже который раз судьям не выплачивают вовремя зарплату, а если и дают деньги, то «ну очень смешные». Так, судья фонтанкинского суда А.Е. Нильская получила в аванс всего 110 тысяч рублей. Эта добрая женщина одна вынуждена воспитывать шестерых собак и ей не хватает всей зарплаты даже на приличный намордник»…
Дальше читать этот бред у Аллы Евгеньевны сил не было.
— Вот она, людская благодарность, — зло подумала она, — мало того, что ради красного словца этот Греческий налгал о количестве моих деток. Так теперь весь город будет смеяться, выясняя, зачем судье нужен намордник. Его бы на самого Феофана следовало надеть, чтобы не писал всякие гадости. Впрочем, я юрист или кто? Раз уж так получилось — пусть газета теперь мне оплатит миллионов пятьдесят за вмешательство в частную жизнь и в качестве компенсации морального вреда…
И Нильская живо составила претензионное письмо главному редактору, отметив, в частности, что после гнусной публикации она не может нормально работать, так как приходящие на прием граждане интересуются, зачем же судье нужен намордник. Затем Алла Евгеньевна зашла к председателю суда и для солидности скрепила свою претензию круглой гербовой печатью.
— Ну, теперь Феофан попрыгает, — думала Нильская, отправляя претензию.
Однако все получилось иначе, чем ожидала судья. Денег ей не заплатили, а в газете под рубрикой «Вы пишите — мы отвечаем» вышла очередная статья, способная поставить точку на судейской карьере. «Судье Нильской намордник не нужен!» — Значилось в заголовке. После этого цитировалось письмо Аллы Евгеньевны в редакцию с точным указанием количества воспитываемых героиней публикации собак. А под письмом — безобразное редакционное «извинение»: «Ни о каком наморднике, предназначенном для судьи, в статье Ф. Греческого речи не было. Казалось, наши читатели правильно поняли, что речь шла именно о наморднике, который одевают на собаку. Но почему-то некоторые граждане, как сообщила нам судья Нильская, считают иначе. В связи с этим редакция убедительно просит людей, приходящих на прием к судье, не интересоваться, зачем на нее следует одевать намордник, а задавать вопросы только по существу дел»…
Это-то «извинение» и лежало сейчас на судейском столе, а коллеги — недоброжелатели то и дело звонили, чтобы, якобы, посочувствовать. Но Алла Евгеньевна прекрасно понимала: издеваются. Специально звонят со своим сочувствием, чтобы еще больше расстроить ее. А университетская подруга Галя, преуспевающий адвокат, специально дозвонилась, чтобы сказать: «На ближайший день рождения жди в подарок от нас современный импортный намордник».
— Ничего, смейтесь, вы еще меня узнаете, — неизвестно к кому обращаясь, шептала Нильская…
В это время в приемную, негромко постучав, вошел очередной посетитель. Это был статный, прилично одетый мужчина в золотых чуть затемненных очках и с массивным золотым перстнем на указательном пальце. Под мышкой он держал пару пакетов с «настоящей собачьей едой» — сухим кормом «Лаппи».
— Здравствуйте, Алла Евгеньевна, — негромко поздоровался вошедший и несколько приблизился к столу, — я — адвокат. Представляю интересы нескольких человек, которым необходимо подать заявление об объявлении гражданина умершим…
Нильская про себя отметила, что посетитель выражает свои мысли точными юридическими формулировками. «Совсем не так, как эти сумасшедшие старухи, — подумала она, — сразу видно: профессионал». А посетитель начал неловко доставать из папки, которую держал в руках, бумаги, отчего пакеты с кормом упали на пол. Судья хотела заметить, что приходить на прием следует, заранее подобрав документы, но адвокат, как бы упреждая ее замечание, виновато проговорил:
— Вы извините, я знаю, что все должно быть подготовлено заранее, чтобы не задерживать прием… да вот у меня тут еда для собачки… Я ее положу на минуточку на стол?… Спасибо… А, вот и документы. Пошлина уже оплачена, письменные доказательства приложены… Знаете, с этими заявителями того и глядишь, не успеешь домой вовремя. А мне Дика, это спаниель мой, кормить надо…
Нильская адвокатов не любила — слишком хорошо живут, не то, что судьи. Поэтому она хотела оборвать словопрения посетителя, но вспомнила, что ее тоже ждут дома малыши.
— Ладно, показывайте, что у вас там.
Адвокат, перехватив взгляд судьи, брошенный на дорогущий корм, спросил, скорее даже констатировал: «У вас, наверное, тоже есть дома собака. Дик — единственное существо, которое понимает меня, когда становится плохо»…