– У школьниц? – переспросила Сисси.

Гейтс положила учебник на стол, не забыв заложить в нужном месте серебряную закладку. Благодаря своему рысканию по столам я знала, что она украшена монограммой.

– Некоторые девочки уезжают, – осторожно начала она, – но большинство остается здесь.

Она говорила взволнованно, высоким голосом, очень серьезно глядя мне в глаза. Я почувствовала, как теплеет моя шея, и это означало, что я заливаюсь краской.

– Я знаю, – сказала я.

– Дело в том, – добавила Сисси, – что мы все тут школьницы. В этом домике можно жить круглый год.

Она внимательно посмотрела на меня, и я улыбнулась. Она не понимала, что я не школьница, что меня поселили именно в этом домике только потому, что больше не было свободных мест.

Гейтс вернулась к своему чистописанию и стала так сильно нажимать пером на бумагу, что она разорвалась, и девочка досадливо вскрикнула. Сисси откинулась на подушки и принялась за вышивание – очень симпатичную картинку, изображающую горный ручей. Я наблюдала за тем, как терпеливо она покрывает голубыми стежками ручей. Все здесь было таким странным! Вчера меня и еще нескольких девочек усадили за мольберты и заставили рисовать горы. Хенни ходила позади нас, одобрительно хмыкая у одних мольбертов, разочарованно вздыхая у других. Я, разумеется, заслужила вздох. Я не умела высматривать птиц и вышивать ровными стежками. Я не умела рисовать листья, которые походили бы на листья. Я и представить себе не могла, что стану заниматься чем-то подобным, когда покину это место.

Оно называлось конным лагерем для девочек, хотя не было ни лагерем, ни заведением для девочек, – предполагалось, что здесь мы превращаемся в леди. Я пыталась понять, что это означает лично для меня. Я все еще думала о себе как о девочке. Но я отличалась от своих соседок и знала, что уже никогда не буду такой, как они.

А была ли я когда-нибудь такой, как они? Дома я была единственной девочкой в окружении мальчиков и мужчин. Там не было никого краше, или богаче, или хоть в каком-либо отношении лучше меня. Иногда я задавалась вопросом, а существует ли вообще такой человек. Я была уверена, что не может не существовать, но эта мысль не задерживалась в моей голове надолго. Мое место в семье было так четко определено, что я никогда не задумывалась о том, чего не было и быть не могло.

Моя мама была нашим эталоном красоты. Я не умела завивать свои волосы, потому что мама до сих пор укладывала свои в высокую прическу. И она никогда не красила ногти. Эта мысль заставила меня улыбнуться. Я всегда думала о ней как о женщине вне времени, наподобие дам, изображенных на тех картинах, которые отец показывал нам во время уроков. Но теперь я поняла, что она была старомодной и принадлежала другому миру. Это не делало ее менее красивой, но лишало какой-то доли привлекательности.

В домик ворвалась Хенни, выключила свет и пожелала нам спокойной ночи.

Гейтс зажгла свечу и начала читать. Я коснулась платка, спрятанного под подушкой.

Глава третья

На седьмой день моего пребывания в Йонахлосси пришло письмо от отца. Марку наклеили в Атланте. Я прижала письмо к губам. Наклонные и витиеватые буквы были скорее свойственны почерку женщины. Еще ни разу в жизни я не получала писем. Раз или два приходили открытки от Джорджи, когда он гостил в Миссури у родственников своей мамы. Но открытку мог прочитать кто угодно. Прежде чем она попадала в мои руки, ее читала мама. А что написано в этом письме, не знал никто в мире, не считая моего отца, а теперь и меня.

Дорогая Теа,

мне очень не хотелось уезжать из лагеря. Должен признать, что это необыкновенно красивое место и там приятно пожить какое-то время. Твоя мама, прежде чем познакомиться со мной, очень любила общаться с другими людьми. Ее дебют длился почти год. В тебе так много от нее.

Мы все очень сильно тебя любим.

Береги себя. Рассматривай свою жизнь в лагере как возможность узнать побольше от разных (или даже лучших) учителей. Думаю, не будет лишним повторить, что твоя семья – это твое племя. Эта разлука – лишь небольшая пауза в нашей совместной жизни. Дома ты жила слишком уединенно. Нам следовало отправить тебя в какую-нибудь школу раньше. В лагере ты научишься жить в окружении других детей, Теа. Надеюсь, я не прошу тебя о слишком многом. Мы лучше знаем, что тебе нужно, хотя в настоящий момент ты, вероятно, убеждена в обратном. Но это извечная проблема родителей и детей.

С любовью, папа

Он назвал это место лагерем, а не школой. Это означало, что я буду здесь до конца лета, не дольше. Я вернула письмо в конверт и сунула его под подушку, туда, где уже лежал платок Сэма. Я осознавала, что я уже не ребенок. И я знала, что мой приезд сюда – это действительно наказание, что бы там ни говорили мама и отец. Он практически признал это в своем письме. Как бы то ни было, он всего лишь повторял то, что я уже слышала от мамы. Именно она всегда решала, что с нами делать.

Но, если честно, я очень скучала по отцу. Читая письмо, я слышала его тихий голос. Мисс Ли наверняка попросила бы его говорить громче.

Мои соседки шепотом обсуждали объявление, которое сделал во время ланча мистер Холмс. По мнению Сисси, мне очень повезло – я провела здесь всего неделю, а меня уже ожидали танцы. Большинству девочек приходилось долгие месяцы ждать этого события. Яркие воспоминания о встрече с мальчиком позволяли легче переживать долгие зимние месяцы.

Я закрыла глаза. Никто из девочек не использовал час отдыха для сна, но я совсем выбилась из сил – накануне вечером я легла спать очень поздно, потому что долго учила стихотворение Роберта Фроста «Корова в яблочный сезон», готовясь к уроку культуры речи. Я уже читала Фроста дома, но мисс Ли интересовало только то, как мы выговариваем слова и как повышаем или понижаем голос, а вовсе не то, понимаем ли мы смысл стихотворения.

Хотя Йонахлосси поначалу казался мне очень странным местом, я быстро к нему привыкала. В первые дни я и представить себе не могла, что когда-нибудь перестану скучать по дому, но вскоре поняла, что сердце человека непостоянно.

* * *

Родители меня изгнали из дома, в котором я родилась. Отец построил его в качестве подарка своей невесте. Родители мамы считались во Флориде новичками. Семьи, переехавшие сюда после Гражданской войны, когда жить в Джорджии стало невозможно, называли новой Флоридой. Мой прадедушка Теодор Фиск, в честь которого меня и назвали, остановил свой выбор на Флориде, потому что она находилась неподалеку и он слышал, что земля здесь ничего не стоит.

Первое время он и его жена были очень бедными, но позже разбогатели и стали зажиточными землевладельцами. Когда построили железную дорогу, состояние моей семьи многократно возросло. В то время в доме Фисков стал бывать Генри Флэглер, и однажды миссис Фиск угостила мистера Флэглера куском лаймового пирога. Такого лакомства этот сдержанный северянин еще не пробовал. С этого момента плоды цитрусовых стали перевозить по железной дороге, и это было зарождением нового направления предпринимательской деятельности.