Наездницы | Страница: 31

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Теа, что случилось?

Я мельком взглянула на нее. Похоже, мое состояние ее действительно обеспокоило.

– Родители за мной не приедут. – Ее это явно не удивило. – Ты знала, – добавила я.

– Я догадывалась. И надеялась.

– Я хочу домой.

Меня смутил звук собственного голоса – низкий и напряженный. Я закрыла лицо руками.

– Но почему? – Она осторожно отняла мои руки. – Что там такого хорошего?

Я смотрела на нее, не веря своим ушам.

– Я скучаю по дому, – сказала я. – Я скучаю по брату.

– По брату, который не написал тебе ни одного письма?

– Но он не виноват! – пробормотала я. – Сисси, ты не знаешь, что я сделала.

Сисси не могла меня понять. Мне было жаль ее: она никогда не любила свою сестру так, как я люблю Сэма.

– Так расскажи мне.

Она пристально смотрела на меня. Я не знала, что она может быть такой решительной.

– Но я ничего не хочу рассказывать. – Я в отчаянии прижала ладонь к горлу. – Я хочу вернуться домой.

Она склонила голову.

– Ходили слухи, что тебя прислали сюда из-за мальчика.

– Слухи? – повторила я.

Она усмехнулась.

– Слухи ходят всегда. Кто-то знает кого-то, кто знает кого-то, кто знает твоих родителей. Что-то в этом роде. – Она склонила голову. – Так это правда?

– Да, – ответила я, и с моего языка сами собой сорвались слова, которые были одновременно правдой и ложью: – Меня привезли сюда из-за мальчика.

– Поверь мне, ты здесь не одна такая. – Она нащупала мою лежащую под одеялом руку. Ее пожатие было на удивление крепким. – Мне очень жаль, что ты не можешь вернуться домой. Но подумай о том, что у тебя есть я! – Я не удержалась от улыбки. – А также человек, который передал тебе конфеты. – Она взяла с тумбочки коробку конфет. – Что такого особенного есть у тебя дома? Так или иначе, но через несколько лет ты все равно уехала бы оттуда вместе с мужем.

Она начала развязывать ленту на коробке, но вдруг замерла в нерешительности.

– Сисси?

Она подняла голову.

– Мне нужна твоя помощь.

У некоторых людей душа всегда нараспашку. Сисси была из их числа. «Интересно, каково это? – думала я. – Может, сейчас моя жизнь была бы намного лучше, если бы я не закрывала так старательно душу от окружающего мира?»

– Это касается тебя и Буна? – спросила я.

В нашем домике все знали, что он пишет ей письма и что она ему отвечает. Она показывала мне некоторые из этих писем. И у меня стоял перед глазами его уверенный, мужской почерк.

– Я влюбилась, – произнесла она так серьезно, что я чуть не расхохоталась.

– Как ты могла в него влюбиться? – спросила я. – Ты провела с ним всего один вечер. – Тут мне пришло в голову, что это, возможно, не совсем так. – Или я ошибаюсь?

Сисси отвернулась, и я заметила у нее возле уха небольшой шрам. Наверное, после ветрянки. Я подумала о письме, которое написал мне Дэвид. Оно было коротким и исполненным здравого смысла. Я должна была порадоваться такому письму. Но мальчики означали опасность. Они не умеют себя вести. Я пошла с письмом в Замок и, улучив момент, когда никто на меня не смотрел, бросила его в пылающий камин. От других девочек я знала, что, если я не отвечу, Дэвид не станет мне больше писать. Считалось верхом невоспитанности писать даме, которая не ответила на первое письмо.

Я коснулась запястья подруги.

– Сисси?

– Только один раз, – наконец ответила она.

– Сисси…

Разочарование, прозвучавшее в моем голосе, удивило даже меня.

– Не ругай меня. – Она взяла меня за руку. – Я ничего не могу с этим поделать.

– Но если ты попадешься, тебя отправят домой.

– О, это будет не наименьшей из моих бед. Конечно, дедушка меня убьет. Он тут же выдаст меня замуж за какого-нибудь скучного монровиллского парня. – Она щелкнула пальцами и помолчала. Когда она заговорила снова, ее голос смягчился. – Он это сделает не задумываясь. – Она содрогнулась. – Если я разыграю свою карту правильно, я сама решу, за кого мне выходить замуж. И я не попадусь. Конечно, если ты мне поможешь.

Она стиснула мои пальцы, как будто умоляя меня, как будто быть Сисси и Буну вместе или нет зависело исключительно от меня. И я поняла, что Сисси очень добрая. Она научилась жить в этом мире, любя людей и позволяя им любить себя. И ее любовь не была такой сильной, как моя, или такой отстраненной, как любовь Леоны.

– Конечно, – кивнула я. – Конечно, я тебе помогу.

Она нуждалась в моей помощи, чтобы встречаться с ним в лесу ночью, когда весь лагерь спит. Моя кровать стояла возле окна, в которое мог постучать Бун, извещая Сисси о своем прибытии. А после ухода Сисси мне предстояло перебраться на ее кровать, потому что напротив нее спала Мэри Эбботт, которая просыпалась часто и от любого шороха. Это все придумала я. Сисси восхитилась моей изобретательностью. Я тем более хотела помочь ей, что она, похоже, не осознавала, на какой серьезный риск идет. Один неверный шаг – и Сисси моментально исчезла бы из лагеря, как будто ее и не было здесь никогда.

Неужели во мне было что-то такое, что указывало на склонность к таким вещам? Какое-то качество, о существовании которого я и не догадывалась, но которое делало меня скверным человеком? Для Сисси все это было игрой. И я хотела, чтобы это так и оставалось, потому что она была не такой, как я.

Я думала о женщине из Иматлы, задушившей своего ребенка любовью. Я думала о маме и о том, как она сначала полностью изолировала нас от мира, а потом вычеркнула меня из своей жизни, можно сказать, бросив на съедение волкам. Она знала, что я больна, но даже не позвонила. Отец… Он уступал маме во всем, что касалось нас с Сэмом. Но то, что теперь я все это знала, как и то, что отец не смог даже рассказать мне об этом, а также понимала, что дороги назад нет, облегчало мою задачу. «Разве я могу после этого вернуться домой? – спрашивала я себя. – Каким станет для меня дом? И смогу ли я относиться к нему, как к своему дому?» Вчера миссис Холмс сказала мне, что я могу воспользоваться телефоном. Она меня пожалела. Я стала обдумывать ее предложение, представила себе голоса близких, которые еще ни разу не слышала по телефону. И отрицательно покачала головой.

Они оставили себе Сэма, потому что он не сделал ничего плохого. Но мой бедный брат-близнец понятия не имел о том, в каком мире я теперь живу, о моей жизни среди других людей.

Глава седьмая

Когда через три недели я покинула лишенный окон лазарет, первым, на что я обратила внимание, были деревья, кроны которых являли собой сверкающие палитры красок. Красные и оранжевые листья были яркими и неописуемо прекрасными. «Вот это цвета!» – думала я. Во Флориде листья никогда не меняли цвет. Многие растения там никогда не засыхали – они были вечнозелеными. Я читала об осени в других местах, и Эва как-то рассказывала мне об осенних листьях, но все это произошло так быстро! Пока меня не было, мир превратился в живописное полотно, столь яркое, что на него было больно смотреть.