Мы смотрели друг на друга. «Бог знает, Теа, о чем ты думала! – звучал у меня в ушах мамин голос. – Один Бог это ведает». Он смотрел на меня, но я избегала встречаться с ним взглядом. Наконец он ушел.
Я спала в конюшне. Я чувствовала себя грязной, но не настолько, чтобы идти мыться. Мне казалось совершенно естественным заснуть в этом пустом стойле, оставаться в конюшне, пока не рассветет.
На рассвете я проскользнула в дом, наверх, и выкупалась. Я думала о Джорджи, который спал в соседней комнате. Я могла не запирать дверь в ванную. Он видел меня голой. Но был еще Сэм, который меня не видел. Я вонзила ногти себе в предплечье. Меня использовал мой собственный кузен. Я была юной женщиной во времена, когда юные женщины были беспомощными. Вам может показаться, что я могла предвидеть, что меня ждет. Но я никогда не чувствовала себя беспомощной в своем доме. Я не знала, чего мне следует опасаться.
Когда я спустилась к завтраку, Джорджи за столом не было. Как и Сэма. Я предположила, что они еще спят: не было и семи часов.
– Твой пони успокоился? – спросила мама.
– Да.
– С тобой все в порядке, Теа?
Мне так хотелось все ей рассказать! Я так хотела, чтобы меня утешили! Мама, мне так стыдно! Я сделала что-то настолько ужасное, что в это трудно поверить.
Она коснулась моего запястья.
– Теа?
Ее голос был таким ласковым, таким дивным.
– Все хорошо, – ответила я. – Просто я устала.
Она смотрела на меня исподлобья, склонив голову, и я поняла, что никогда не смогу ей об этом рассказать.
После завтрака я оседлала Саси и отправилась кататься в апельсиновые рощи. Я ехала все утро, потом повернула назад и предоставила Саси возможность самостоятельно скакать назад в конюшню. Сегодня мне не хотелось ни о чем заботиться. Я знала, что у моей беспечности будут неприятные последствия – в следующий раз на пути в конюшню Саси будет отстаивать свою свободу. Но эти неприятности казались мелкими и незначительными, а я была большой и ужасной. И мне было страшно, хотя я пыталась побороть свой поднимающий голову страх, ослабить его, избавиться от него. Я с раннего детства привыкла быть бесстрашной. Все утро я чувствовала, что могу разрыдаться в любой момент. Легкий галоп Саси убаюкал меня, и я впала в некое подобие транса. Я болталась в седле, как тряпичная кукла. А потом я начала плакать, как маленькая девочка, как маленький ребенок.
Тут Саси резко вильнул в сторону, чтобы избежать столкновения с чем-то – я не заметила с чем, – и я, ахнув, вцепилась в его короткую гриву. Мне едва удалось удержаться в седле. Я что-то ласково бормотала ему на ухо, пытаясь его успокоить и подобрать болтающиеся поводья. В седле всегда было так – одновременно приходилось делать сразу миллион дел, руководствуясь исключительно инстинктом.
– Прости! – раздался у меня за спиной крик Сэма, и я пожалела, что не упала. Тогда у меня было бы объяснение моим слезам.
– Теа! – снова крикнул Сэм. – Ты в порядке?
«Нет, – хотела сказать я, – я не в порядке». Но тут я разрыдалась. Я позволила Джорджи сделать со мной что-то такое, что разрослось в моем сознании до невообразимых размеров. Я с ним делала то, о чем ни за что и никому не смогла бы рассказать. Ни маме, ни папе, ни Сэму, ни – и это пришло мне в голову только сейчас, на спине моего обожаемого пони, посреди апельсиновой рощи, по которой я проезжала тысячу, нет, миллион раз, – своему мужу. Меня тошнило, и у меня кружилась голова.
– Теа! – И этот голос принадлежал Джорджи. Разумеется, Джорджи теперь дружит с Сэмом, возможно, потому, что я перестала быть его любимицей. – Теа! – повторил он, и тут же рядом со мной появился Сэм.
Он взял Саси под уздцы и стал что-то тихо говорить ему. Встревоженный Саси пощипывал рубашку Сэма, но вскоре успокоился. Я вспомнила слова мамы о том, что любовь к лошадям у нас в крови. Но какие еще склонности у нас в крови?
– Почему ты плачешь? – спросил он, но вместо ответа я еще сильнее разрыдалась.
Красота дня только усиливала мои страдания. Если бы шел дождь, я не чувствовала бы себя такой покинутой и несчастной.
Саси недовольно пыхтел, и несколько секунд тишину нарушало только его тяжелое ритмичное дыхание.
– Теа? – повторил Сэм.
Мне хотелось закричать и потребовать, чтобы он прекратил повторять мое имя. «Прекрати!» – стучало у меня в висках. Я отвернулась, чтобы не смотреть на него, и увидела Джорджи, который сидел на камне. Он не собирался подходить ко мне. Я заметила, что и у него, и у Сэма на плече висит винтовка. «Неужели Сэм кого-то подстрелил? – подумала я. – Наверняка нет. Зачем выхаживать осиротевших бельчат, если ты собираешься убивать их, когда они вырастут?»
– Прости, – с трудом выдавила я. – Прости, прости, прости.
Я вытерла лицо, распухшее, мокрое от пота, соплей и слез. Мне казалось, что я вся покрыта слизью, как какое-то чудовище.
Джорджи встал и направился ко мне. Не успела я опомниться, как он уже положил руку мне на бедро, преодолев свой страх перед Саси, и я закричала:
– Не прикасайся ко мне! – Я никогда не ощущала ничего подобного. В чистом синем небе вспыхивали яркие искры, и мне было жарко, так жарко! – Не прикасайся ко мне! – снова и снова кричала я, пока не сорвала голос и не охрипла.
Оба мальчика в изумлении смотрели на меня.
Сэм обернулся к Джорджи.
– Что ты сделал?
– Что мы сделали, – уточнил Джорджи, и в его голосе появились злобные нотки. – Что мы сделали вместе.
И он зашагал прочь, а Сэм бросился за ним и толкнул так, что тот упал. Джорджи так удивился, что ему потребовалась пара секунд, чтобы подняться.
Взбудораженный и до сих пор дрожащий Саси двинулся рысью, но я то и дело оглядывалась. Я видела, как Сэм – мне так хорошо был знаком этот затылок, эти худые плечи и грациозная осанка – поднял руку и раскрытой ладонью наотмашь ударил Джорджи по лицу. В ответ Джорджи ударил его кулаком в лицо, и из носа Сэма хлынула кровь.
– Прекратите! – закричала я, наклонившись вперед.
Саси привстал на задние ноги, и я чуть не сползла с седла, потому что забыла, где нахожусь. Меня пронзила острая боль между ногами, но я этому даже обрадовалась, потому что боль вернула меня в реальность. Сэм и Джорджи перестали быть фантастическими фигурами, наносящими друг другу неуклюжие удары на фоне гигантской апельсиновой рощи.
– Прекратите! – снова закричала я и замахала рукой, как будто это могло помочь.
Обернувшись в очередной раз, я увидела, что Сэм замахнулся прикладом винтовки и ударил моего кузена – его кузена, нашего кузена – в плечо. Потрясенный Джорджи покачнулся, но тут же выпрямился и бросился на Сэма. Мой брат напоминал ребенка, который пытается одолеть взрослого мужчину. Джорджи боялся лошадей. Я начала колотить ногами по бокам Саси и пустила его в галоп, направив на брата и кузена. Я хотела остановить эту драку. Я неслась во весь опор и думала не о том, что все это может закончиться очень плохо и один из нас может серьезно пострадать, и не о том, что я запускаю цепочку событий, которая почти наверняка приведет к необратимым для кого-то из нас последствиям. Нет, я думала о том, как неуклюже я скачу, как уродливо я выгляжу на спине моего перепуганного, перегревшегося пони, и мне было стыдно, что Джорджи видит меня такой.