Лиам с минуту помолчал, потом положил руку на плечо юноши.
– Gabh fois, MacIvor [126] .
– Taing mhor… [127]
Больше ничего Дэвид Макайвор не сказал. Несколько мгновений он смотрел на Лиама, потом закрыл глаза и снова провалился в беспамятство, из которого ему не суждено было вернуться. Лиам какое-то время молча смотрел на него, потом резко вскочил на ноги.
– Куда ты? – спросила я, смахивая слезу.
– Я хочу похоронить его достойно, a ghràidh, он это заслужил.
И он растворился в темноте.
В обратный путь мы отправились за час до рассвета. За два дня проехали несколько долин, увидели немало прекрасных пейзажей. На сердце у меня было тяжело, и я знала, что Лиаму тоже грустно. Разговаривал он меньше обычного, на мои вопросы отвечал односложно или просто кивал мне.
Наконец из повисшего над озером Лох-Аве тумана выступили очертания величественного Бен-Круахана. У его подножия стоял наводящий ужас замок Килхурн-Касл. Склоны с порыжевшей травой, выжженный солнцем вереск, деревья с по-осеннему яркими кронами терялись в непроницаемом для взора покрывале туч над горой. Складывалось впечатление, будто все это сон и я перенеслась в Камелот, таинственную столицу королевства короля Артура, Гвиневры, феи Морганы и Великого Мерлина. Однако я настолько устала, что глаза закрывались сами собой. После четырехчасового конного перехода я чувствовала себя совершенно разбитой.
Еще минута – и вот я уже в седле Лиама! Роз-Мойре он повел на корде вместе с лошадью Макайвора. Скоро мы проехали через перевал Брандер и к полудню оказались возле парома в Бонау, где Лиам снял для нас комнату в трактире на остаток дня и грядущую ночь. Мы оба так утомились, что заснули, едва наши головы коснулись подушки.
Яркий свет заливал комнату, окрашивая стены в золотистые и оранжевые тона. Солнце медленно опускалось за западные острова залива Ферт-оф-Лорн. Устроившись в неудобном шатком кресле у окна нашей комнаты, я наблюдала за чайками, в ожидании ежевечернего пиршества кружившими над рыбацкими лодками, которые возвращались к берегу с богатым уловом. Стоило мне подумать о рыбе, как в животе громко заурчало.
Шорох простыней у меня за спиной отвлек меня от мечтаний на гастрономические темы. Лиам лежал в кровати спиной ко мне, простыня сбилась к его ногам. Я долго любовалась его красивым телом со стальными мускулами. «Ты мой, Лиам! – подумала я не без некоторого самодовольства. – Мой, и только мой! И я тоже твоя душой и телом!» Длинный белесый шрам протянулся через его спину до самого бедра. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не запустить пальцы в рассыпавшуюся на подушке золотистую гриву волос.
Он перевернулся, предоставив мне возможность полюбоваться своим профилем – выразительным подбородком, высокими скулами, прямым носом, придававшим его лицу особую благородную красоту, его губами, такими чувственными и мягкими, ставшими для меня источником наслаждения… Я почувствовала, что краснею, шевельнулась, и кресло подо мной угрожающе заскрипело.
– Если я – Badb Dubh, то ты тогда Cuchulain, – с нежностью прошептала я.
Лиам открыл глаза и прищурился в последних лучах оранжевого закатного солнца.
– Что ты делаешь, a ghràidh?
– Смотрю на тебя.
Он привстал на локте, прекрасно отдавая себе отчет в том, что в таком положении его грудные мышцы выглядят особенно эффектно. Я улыбнулась.
– И как?
– Мне очень нравится то, что я вижу.
Красивые губы Лиама дрогнули, и он ответил мне радостной улыбкой, а потом недвусмысленно распахнул объятия. Я не замедлила принять приглашение – прильнула к нему, чтобы похитить частичку его тепла. Его дыхание приятно согревало мне затылок, и ощущение было такое, словно чьи-то нежные и теплые пальцы перебирают мне волосы. Он ласково, но повелительно погладил меня по животу.
– Ты выспалась? – шепнул он мне на ухо.
– Да. А ты?
– Немного. Я долго не мог заснуть, все думал.
– О чем? О Макайворе?
– И о нем тоже.
Он перекатился на спину, увлекая в свое движение и меня. Я перевернулась, чтобы видеть его лицо, и провела руками по мягкому пушку у него на груди.
– Дэвид Макайвор пожертвовал жизнью ради спасения Колина и Финли.
Лиам выдержал короткую паузу, потом кивнул, не сводя глаз с растрескавшейся штукатурки на потолке.
– Но почему? Я пытался поставить себя на его место и понял, что никогда бы не сделал ради Кэмпбелла то, что он сделал ради Макдональда.
– Макайвор чувствовал себя очень несчастным, а ты, слава Богу, нет. Он ничего не имел, значит, ему нечего было и терять. В отличие от тебя…
– Я чувствую себя виноватым, не надо было принимать его помощь! Надо было все сделать самому.
– Это было его решение. Лиам, он заранее знал, что эта затея будет стоить ему жизни. Он так и сказал мне.
Лиам вопросительно посмотрел на меня.
– И еще он сказал, что предпочел бы, чтобы ты сам прикончил его.
– Почему?
– «Это было бы справедливо», – сказал он мне. Макайвор очень страдал, его мучила совесть. Это было бы самоубийство, но твоими руками. Думаю, он умер с легким сердцем.
Лиам задумался, и взор его затуманился.
– Прими, Господь, его душу! – прошептал он и смежил веки.
Когда он левой рукой провел по волосам, я вскрикнула.
– Лиам, у тебя кровь!
– Что?
– На руке кровь! Наверное, рана открылась. Нужно ее зашить!
Он осмотрел длинный, от локтя до запястья, порез на предплечье, из которого и вправду сочилась кровь. Хорошо отделался – будь рана чуть глубже, и сухожилие кисти оказалось бы задето.
– Она неглубокая, – буркнул он в ответ на мое беспокойство.
– Все равно надо ее снова промыть, иначе она загноится!
Лиам поморщился.
– Да ни за что! Тратить хорошее виски на какую-то царапину?
Он взял в плен мои губы, остановив тем самым поток возражений, потом отстранился, чтобы рассмотреть меня как следует.
– Какая же ты все-таки красивая! – шепотом произнес он.
Кончиком теплого, влажного языка он очертил мои губы по контуру, потом одарил меня глубоким чувственным поцелуем.
– A ghràidh gile mo chridhe! Ты сводишь меня с ума! Без тебя я не могу ни дышать, ни жить!
Он привстал, навис надо мной, и его жадные и искусные пальцы надолго задержались на моей груди.