Фокусник выстрелил из автомата, и мужик вывалился из купе.
Но следом за ним уже лез другой. Молодой парень, интеллигентного вида, в очочках, одетый в серую клетчатую рубашку и застиранные джинсы. В руках у него была винтовка с примкнутым штыком.
Вергилий снова нажал на курок. Автомат выплюнул две последние пули, угодившие парню в грудь. И тот, с винтовкой наперевес, упал на фокусника, потянувшегося за подсумком. Штык по рукоятку вошел Вергилию в живот. Иллюзионист безумно вытаращил глаза, приоткрыл рот и почему-то показал мне язык.
Я не хотел даже думать, что он пытался этим сказать. Сунув пистолет за пояс – черт с ним, если выстрелит, не до того сейчас, – я оттолкнул сунувшуюся было в пролом бабулю в синеньком платочке и выпрыгнул в соседнее купе.
Народу там было столько, что не протолкнуться. И все хотели залезть в дыру, из которой я выбрался. Только стол, на котором лежала никому уже не нужная электропила, оставался свободен. Поэтому я и запрыгнул на него.
Бабуля, которую я оттолкнул, поудобнее прижала локтем к боку тяжелый станковый пулемет и снова полезла в дыру. За ней нацелился туда же поп с окладистой бородой, большим золотым крестом на черной рясе и с маузером в каждой руке. Остальные, те, что стояли возле дверей, посматривали в мою сторону, но пока почему-то молчали. Что самое обидное, Исмаила среди них не было.
А вот времени у меня было в обрез. Пройдет минута-другая, и вся эта вооруженная свора поймет, что я – тот, кто им нужен. За это время я даже протолкнуться к двери не успею. А даже если и успею…
Все! Поездку в Облонск можно признать несостоявшейся.
Эй! Ахав! Где ты там! Пора крутить назад стрелки часов!
Следом за попом в пролом в стене заглянул рыжий детина со здоровенными, покрытыми веснушками и заросшими волосами ручищами. Он показался мне похожим на искусного палача, умеющего с одного маху отхватить приговоренному голову. Вот только топора у него при себе не было. Да и зачем ему топор, когда он голыми ручищами кому хочешь голову скрутит.
Палач только заглянул в соседнее купе и тут же подался назад.
– Исмаила зовите! Исмаила! – заревел он густым басом. И вдруг повернулся в мою сторону. И на лице его появилась очень нехорошая улыбка каннибала, месяц просидевшего на растительно-молочной диете.
Все! Дальше медлить было нельзя.
Я выхватил пистолет и трижды выстрелил детине в лоб. Здоровяк свалился на пол, временно заблокировав подход к столу. Расстреляв оставшиеся патроны в тех, кто толкался у двери, я кинул пистолет, развернулся к окну и рывком опустил фрамугу до самого низа.
В лицо ударил холодный ветер.
За окном смеркалось.
Мимо со страшной скоростью проносились темные кусты, столбы и металлические конструкции непонятного назначения. Они появлялись и исчезали, будто призрачные видения из какой-то другой жизни. А ведь им полагалось стоять на месте – это поезд должен нестись мимо, пытаясь догнать сваливающуюся за горизонт бесконечность.
Помнится, в детстве я читал рассказы Джека Лондона о бродягах, в которых он популярно разъяснял, как нужно забираться на идущий поезд, чтобы тебе не отрезало ноги, и как спрыгивать с него, чтобы не свернуть шею. Но сейчас я не мог вспомнить ни одного дельного наставления. Да и годились ли они при нынешних скоростях? Высунув голову в распахнутое окно, я глядел на желтую точку фонаря, горевшую очень далеко, а потому казавшуюся единственной неподвижной точкой несущегося в тартарары мира.
Ахав не спешил.
Ну, что ж, значит, и следующий ход был за мной.
Я оттолкнулся ногами от края оконной рамы и прыгнул в набегающую со всех сторон тьму.
Земля ударила меня с такой силой, что перехватило дыхание. Тело мое подбросило и снова кинуло вниз. Упав во второй раз, оно покатилось вниз по насыпи.
Я не чувствовал боли. Но я никогда не забуду отвратительный, кажущийся до бесконечности растянутым во времени хруст ломающихся шейных позвонков.
* * *
Приподнявшись, я первым делом потер ладонью шею. У меня в ушах все еще стоял омерзительный звук, от которого челюсти сводит. Шея оказалась на месте. И даже была готова поворачивать голову в любую сторону.
Все ясно – закончился очередной бредовый сон. Теперь первым дело нужно определиться, где я нахожусь.
Кругом был кромешный мрак. Не было видно даже серого пятна окна, которое обычно выделяется на фоне тьмы даже глубокой ночью.
Я повел руками вокруг себя. Похлопал по ложу, на котором сидел.
Это была не кровать, а узкий, жесткий топчан, обтянутый холодным, чуть шероховатым материалом. Как в поликлинике.
Если так – то дело плохо…
Какое сегодня число?..
Я медленно поднялся на ноги и, вытянув руку перед собой, сделал шаг.
– Осторожно, Петр Леонидович.
Голос звучит спокойно, без угрозы. И к тому же кажется смутно знакомым.
– Кто здесь?
– Сядьте, Петр Леонидович.
Прозвучало не как приказ, а как совет.
Секунду-другую поколебавшись, я сделал то, что от меня требовалось.
И тотчас в глаза мне ударил яркий свет.
Я инстинктивно поднял руку с раскрытой ладонью.
– Кто вы?.. Где я нахожусь?..
На этот раз я не смог скрыть испуга. Который мог и в страх перерасти, если наше общение будет продолжаться в том же духе.
– Вам не о чем беспокоиться, Петр Леонидович. Мы ваши друзья.
– Друзья?..
Я хотел сказать, что друзей так не встречают, но благоразумно смолчал.
Опустив руку, я смог разглядеть настольную лампу, находящуюся метрах в трех от меня. Угол стола, на котором стояла лампа. И ногу, обутую в черный, узконосый, лаковый ботинок.
Что-то здорово напоминала мне подобная картинка.
– Ахав?..
– Я друг Ахава.
– И как вас прикажете называть?
– Обойдемся без имен. Наш разговор будет короткий.
– Ахав угощал меня водкой.
– Водка закончилась.
– Что, вообще?
– Давайте перейдем к делу.
Нога исчезла из освещенного круга, но на ее месте тотчас же появилась другая. Видимо, человек поменял положение тела.
– А где Ахав? – спросил я.
– Какое это имеет значение? – в голосе прячущегося в темноте незнакомца звучит недовольство и легкое раздражение.
О ком же напоминает мне этот голос?
– У нас с Ахавом были свои дела.
– Теперь я веду дела Ахава.
– Меня он об этом не предупреждал.