— Вы хотите, чтобы эта медная монета имела хождение по всей стране басков?
— Нет, сир, так далеко наши претензии не распространяются. Каждый город будет ее чеканить сам для себя, если на то будут ваше позволение и решение городской хунты.
— Два условия. Город этими монетами также принимает с населения городские налоги. И вы обеспечиваете свободный размен этой меди на серебро любому желающему.
Опять мордами скисли. Так и знал, что собирались крутануть именно ту аферу, что на поверхности же лежит. Впрочем, откуда им знать, что происходило в будущем? Пока такого еще не было, вот и понадеялись.
— Опасаюсь, сир, что в таком случае городу жители будут платить налоги только медью.
— А в противном случае, если вы начнете наводнять городской рынок медью, а собирать в налоги только серебро, то рано или поздно получите бунт, — возразил я. — Скорее рано, чем поздно. Иные монархи это уже проходили… Мало им не показалось. Вам это надо? К тому же если город выпускает медные деньги и принимает их по номиналу, то доверие к таким деньгам будет у населения полное. В Китае деньги вообще делают из оленьей кожи и даже из бумаги — и ничего.
— Как из бумаги? — ахнули они хором.
Да что-то сегодня для них день откровений. Слишком я увлекся аналогиями. Не припомню, писал ли что-либо Марко Поло о бумажных деньгах или нет. Впрочем, у меня могут быть и свои источники, им не доступные. Секретная служба короля, к примеру. Но свои слова требуется подкреплять конкретными примерами.
— Очень просто, мон сьеры. Лист бумаги определенного размера, с определенным штампом, печатью и подписями. Главное, что такую бумагу везде принимают к размену на серебро. И обратно. У них даже пословица такая есть: «Не важно, что бумажно, было бы денежно».
Прости, великая императрица Екатерина, обокрал я тебя на фразу, но уж больно она хлесткая и правильная. И к месту пришлась.
Посмотрел на ошарашенных отцов портовых городов бискайских и добил их:
— Ваши же горожане не гнушаются брать глиняные деньги. А почему? Потому что их не обманывают те, кто эти квазиденьги выпускает.
— А может, сразу делать деньги из бумаги? — мечтательно протянул хунтерос из Бильбао.
— Можно, — ответил я, — только вам это не поможет.
И, взглянув в их насторожившиеся лица, добавил:
— Бумажные деньги суть долговая расписка. Вексель без конкретного адресата, но с обязательством погашения его тем, кто этот вексель выпустил. И выгоден он только тогда, когда надо перемещать большие суммы, большие в первую очередь по весу. Внутри города это не имеет никакого смысла.
Это они поняли сразу. Все же деловые люди где-то. У каждого из них наверняка собственный бизнес, и к тому же успешный, раз в хунту выбрали не только города, но и страны.
Вроде договорились, осталось только поставить точку в шкурном вопросе.
— Сеньораж с медных денег будет иметь такой же размер, как и с серебра. — И тут же выставил ладонь в жесте, отметающем любые возражения. — Но я обязуюсь вам на эти деньги учить сирот из ваших городов картографии, судовождению и морской навигации в моей орденской школе в Сибуре. Думаю, вы сами не будете против того, чтобы заиметь грамотных штурманов и капитанов. Происхождение этих сирот меня не волнует. Признала же кастильская рения всех басков благородными. Главное, чтобы они были достаточно умны для обучения серьезным наукам. Если вас это устраивает, то готовьте документы, на обратном пути я их подпишу. И сразу можете отбирать сирот лет семи-восьми. Первый набор воспитанников я проведу авансом уже в этом году.
На этом мой приемный день перед отъездом, слава богу, закончился, и я смог пойти проконтролировать, как собирается в путь мой временный лагерь у кладбища. Самое смешное, что из моих людей никто покойников не испугался.
Вот теперь ворочаюсь и мучительно думаю: где меня эти хунтерос обули, в чем я прогадал, а в чем выиграл?
Все. Больше никаких таких сомнительных сделок без консультаций с юристом. А то так и без последних порток можно остаться. Легко.
А коронационный заем — заем, который даже отдавать мне не надо, оказался в двести пятьдесят тысяч мараведи. Плюс еще один. Почти тысяча золотых флоринов. Будет на что нанять бордосских кинологов с их броненосными боевыми собаками. С этой мыслью я и заснул.
Однако снилось мне, что мы вместе с учителем, приняв на грудь плепорцию водовки, пытаемся в музейном подвале собрать пластинчатый доспех боевой собаки, гадая, какая деталь куда и как подходит и чем крепится. Вроде как в экспозицию готовим. И ругаемся мы друг с другом на чем свет стоит, но культурно и интеллигентно, то есть материмся, конечно, как водопроводчики, но без перехода на личности.
А под самое утро приснился мне Мамай, который, ухмыляясь, сказал, что он доволен, потому что умер, как и положено казаку, с саблей в руке, и теперь обитает в Ирии и всем доволен. Чего и мне желает.
Горы с каждым днем становились все выше и застили на юге все большее пространство неба, несмотря на то что дорога также поднималась по предгорьям. И утром третьего дня мы увидели на взгорке небольшой замок Лопесов — Лойолу. Даже не замок в нашем представлении, а так — башню типа ингушской, только потолще и побольше. И просторный двор каменной стеной огорожен. С плоской башенкой над воротами.
Но до него еще надо добираться часа полтора-два. Так что торопиться уже не стали. Ехали шагом, жалея животных.
Встречного пожилого крестьянина, навьючившего на ослика две больших вязанки хвороста, мы спросили:
— Это ли дом Лопесов? — указав на замок.
— Он самый, ваши милости, — ощерился тот щербатым ртом, — Лойоколла.
— Не понял? — опешил я. — А где тогда Лойола?
— Это одно и то же название, — просветил меня кантабрийский инфант, — Лойола по-кастильски это же самое, что Лойоколла на эускара.
Дон Саншо весь этот поход находился рядом со мной как пришитый и постоянно, как только выдавалась удобная минутка, порывался развернуть меня на дорогу в По, но я отрезал, что без свидания со своим эскудеро Иниго ничего вообще делать не буду, потому как для меня это дело чести. И инфант от меня временно отстал со своими матримониальными потугами. Зато у него прорезался другой интерес.
— Я что все хотел спросить… — терся инфант своим жеребцом бок о бок с моей кобылкой. — Это правда, Феб, что ты вытряхнул бискайскую хунту на четверть миллиона суэльдо?
— Правда, — ответил я, — только, к моему сожалению, не суэльдо, а мараведи.
— Тоже неплохо, — хмыкнул Саншо. — Это столько же, сколько с них получил Фердинанд в прошлый раз?
— Больше, — усмехнулся я довольно.
— Больше? — удивился инфант. — Насколько больше?
— На целый мараведи больше, — заржал я.