— Да оба они красавцы, — грустно вздохнул тот. — Давайте его хорошенько спрячем, вдруг оно все-таки когда-нибудь понадобится.
Едва мы въехали в центральную часть города, как нас ждал новый сюрприз.
— Экстренный выпуск! — самозабвенно орал продавец газеты «Столичные хроники». — Происшествие в Лонжо! Страж наносит новый удар по криминалитету Либерилля! Он покончил с наемными убийцами, нагрянув ночью в их логово!
— Как у них так быстро получается? — недоуменно спросил Ковар.
— Как вариант, в «Столичных хрониках» первыми узнали о событиях в Лонжо, придержали утренний тираж, чтобы изменить шапку и втиснуть новую статью, вот и получился выпуск экстренным, — пояснил ему Рамсир. — Интересно, что там пишут?
— Притормози рядом с ним, — кивнул я Густаву. — Сейчас и узнаем.
Я взглянул на Кристину. Ох и на много же вопросов мне придется ей отвечать! Теперь она точно перестанет делать вид, как будто совсем ни о чем не подозревает.
— Эй, парень! — окликнул Густав продавца газет. — Поди-ка сюда! — а когда тот с готовностью подскочил, сказал: — Дай-ка мне экземплярчик.
— Двадцать сантимов, — протянул продавец пахнущую свежей типографской краской газету.
— Чего?! — У Густава вытянулось лицо.
Понятно, по какой причине. «Столичные хроники» никогда дороже семи-восьми сантимов не стоили.
— А того! — дерзко ответил ему мальчишка. — Не хочешь — не бери, у меня и без того уже четвертая пачка заканчивается. Влет уходит — в других газетах о Страже ни слова нет. Экстренный выпуск! — снова заорал он, причем так громко и так неожиданно, что все мы невольно вздрогнули.
— Черт с тобой. — И Густав протянул ему новенькую монетку достоинством в полмарки. — Давай сразу две.
— Может, на сдачу «Фонарь» возьмешь? У меня их три штуки осталось, правда, вчерашних.
— «Фонарь» не надо! — торопливей, чем следовало бы, ответил за Густава я: мало ли что в нем может быть напечатано? Затем украдкой оглядел с виду как будто каменные лица: никто не улыбался, Кристина вообще смотрела куда-то в сторону. Но на всякий случай все же пояснил: — Зачем нам вчерашняя?
— Ого! В ней даже портрет Стража есть! — воскликнул Густав, в чьи руки «Столичные хроники» попали первым. — Не пойму… Кого-то он мне напоминает!
Второй экземпляр он протянул на заднее сиденье, и я уже было за него взялся, когда газету ловко выдернула из моих рук Кристина. И тут же заулыбалась:
— По-моему, я его тоже знаю!
«Остряки! — разглядывал я портрет Стража через плечо Кристины. — Даже отдаленного сходства нет».
Портрет Стража в точности соответствовал описанию в интервью, над которым мы все так потешались. Маска на лице, грива седых волос, один глаз светлее, другой, соответственно, темнее. Присутствовал и шрам на щеке, правда, на черно-белом портрете увидеть багровый цвет было невозможно.
«Ну и чего между нами общего? Помимо всего прочего, выглядит он лет на сорок».
— Что там хоть пишут? — поинтересовался я у Густава, потому что Кристина смеялась, газета в ее руках дрожала и прочесть нельзя было ни строчки.
— Оказывается, их там было восемь, — ответил за него Дуг, читающий газету вместе с ним. — Но это чепуха, что взять с газетчиков? Всего-то в два раза прибавили. Интересно другое. Знаешь, кого в одном из них признали? Если, конечно, снова не врут.
— Кого? — уточнил я без особого интереса, все равно не знаю.
— Глиберта, не больше и не меньше.
Вот о Глиберте я как раз был наслышан.
— А кто он такой? — спросила Кристина.
— Очень плохой человек, наемный убийца. По нему давно уже электрический стул плачет, — пояснил Рамсир, ну а мне только и оставалось, что кивнуть соглашаясь. Все верно: Глиберт — самый настоящий убийца, и жертв на его счету не менее десятка. Причем среди них и женщины, и дети. Единственное, до сего момента я не знал, что он герве.
«Странно, что Кристина не знает о Глиберте», — успел подумать я, когда услышал:
— Это не тот, который тогда, в Хонсо?..
Спрашивая, Кристина побледнела. Еще бы, ужасная резня. Прошло уже несколько лет, но люди до сих пор вспоминают об этом с содроганием. Ночью в дом, где с многочисленным семейством проживал отставной полковник колониальных войск, проникли какие-то негодяи и буквально утопили все в крови, не пощадив даже малолетних детей. Говорят, это была месть полковнику за что-то, произошедшее во время его службы в далекой заморской колонии Претто, где герве составляют чуть ли не треть коренного населения. Месть — дело святое, но при чем тут невинные дети?
— Именно он, — подтвердил Дуглас.
— И поделом ему тогда, — сказала Кристина.
— Интересно, кто из них был Глиберт? — задумчиво протянул Ковар.
— Да какая разница? Главное, что он наконец-то сдох, — вполне резонно заметил Рамсир.
И все-таки мне было интересно: кто его отправил на давно приготовленную ему раскаленную сковородку: Густав, я или Кристина? У меня шансы в два раза выше, но Рамсир прав — главное, что Глиберт мертв.
— Все, поехали, потом обсудим. Нам сегодня еще жилье предстоит подыскать.
— Крис, к самому дому подъезжать? — поинтересовался Густав, имея в виду конечно же дом Кристины.
— Нет, со стороны улицы Мечников. Там недалеко.
Там действительно было недалеко — всего-то пересечь сквер. Как раз хватит времени, чтобы задать свои и, как я понял, ответить на ее вопросы.
— Наверное, было очень страшно? — спросил я Кристину, когда мы под руку шествовали по цветущей аллее.
Кристина шла слева от меня, как это принято у офицеров, что позволяет им при необходимости козырять без всяких помех. Козырять мне никому и в голову бы не пришло, но поскольку я ни в коей мере не являлся амбидекстром, [13] а был обычным правшой, выхватить оружие при внезапно возникшей опасности получилось бы у меня куда быстрее, чем если бы Кристина шла справа.
Кстати, Винсенте развитию моей ведомой руки особого внимания не уделял, заявив однажды, что человеческая жизнь небесконечна, а количество часов в сутках ограничено.
— Конечно, все это не походило на веселый пикничок, но я намного сильнее, чем ты думаешь, Крис, — ответила Кристина. — И вот что меня еще утешает: а вдруг тот, в комнате, действительно был Глибертом?
— Скорее всего, так оно и есть на самом деле, — кивнул я, лихорадочно придумывая обоснование для своего заявления. Ведь если Кристине действительно становится легче при мысли о том, что она убила не просто человека, а такого негодяя, как Глиберт, то какой смысл ее разубеждать?