Комбат заулыбался в усы. Такое случалось – взамен раненого или погибшего в отряд приходил родственник. Эта война давно разделила жизнь на две части – в одной находился Донбасс, который всегда голосовал за регионалов, прозябал в нищете, жил от зарплаты к зарплате. Это однообразие, как резина, растянуто на года. Вторая часть – это взрывы в городах, трупы родных и военное положение.
Через несколько часов Толик уже примерял военную форму. Зеркала поблизости не было, но он пытался представить себя со стороны – каска непривычно оттягивала голову, куртка обтянула живот, даже берцы, которые он с трудом надел, кряхтя и ругаясь, выглядели как-то неестественно. Словно в армию попал колхозник. Неделков прошелся туда-сюда, покрутил головой и взял в руки «калашников», который ему выдали. Сторонний наблюдатель мог бы улыбнуться при виде такого вояки, но если бы кто взглянул Толику в тот момент в глаза, то сразу изменил бы свое мнение. В его карих, уже старческих, уставших глазах виднелся решительный отблеск, как будто он собрался отомстить, но не «укропам», а всему миру за собственные неудачи, промахи и просчеты. Как будто теперь враг Толика не украинская армия, а сама жизнь. Это она, жизнь, виновата в том, что он дряхлый и разбитый. Никто теперь не может ему помочь, кроме него самого. Ничто не может удержать его.
В эту ночь Толик долго не мог заснуть. Он ворочался, вздыхал и хмыкал. В большой палатке рядом храпели «ополченцы», темнота обнимала каждого из них, и только тоненький луч от луны разрезал комнату и падал прямо на одеяло Неделкова-старшего. Тот протягивал руку, и свет освещал его ладонь, преломляясь, криво падал на ткань покрывала. Так продолжалось несколько минут. Одинокий в своем внутреннем облике пожилой мужчина играл лунными бликами, как будто искал в этом внеземном свете призрак надежды.
На следующий день группа «ополченцев» направлялась на разведку. Ранним утром по лагерю шуршали краснощекие бойцы, спецназовцы ГРУ. Обычно они координировали действия диверсионно-разведывательных групп, особенно, если приходилось заходить далеко в стан врага. Но сегодня спецы суетились по-особому – им нужен был местный житель, который помог бы им в операции. Дроны обследовали местность сверху, но недалеко от города Счастья в «зеленке» имелось слепое пятно. А маршрут группы как раз проходил мимо этого места. Поэтому нужно было кому-то исследовать топографические особенности местности, а рисковать своими парнями спецам не хотелось.
Толик встал рано утром, он всегда вставал рано, а тут еще галдеж собирающихся на задание его разбудил. Он вышел из палатки и увидел бойцов, которые готовились к операции. Те весело и беззаботно галдели, травили анекдоты и не обращали внимания на старика. Он хотел было пройти мимо них, но услышал, как те переговариваются.
– Да, прорвемся, че ты очкуешь? – спрашивал белобрысый и краснощекий парень своего худощавого напарника. Оба курили и осматривали АК.
– Слышь, ну «укры» там могут быть или нет? Неохота палиться зазря, – пытался приводить аргументы второй.
– Ну так пошлем кого-то? Пройдет к «зеленке», обследует, и группа дальше попрет. Че ты кипятишься? – не переставал спрашивать белобрысый.
– Представь кого-то из наших, да их за километр укроповцы учуют, – аргументировал боец.
– Парни, я смогу вам помочь, – вмешался в разговор Анатолий.
– Ты? Дед, не сидится тебе на пенсии, – хехекнул худощавый.
– Какая пенсия, сынок? Ты издеваешься? «Укропы» не платят, сына ранили, не могу спокойно сидеть, – начал оправдываться Неделков.
Лицо его впервые за долгое время выражало решимость. Бойцы приумолкли, а «пенсия» все говорил и говорил.
– Я, сука, ненавижу их всей душой, взял бы и резал бы их, как бешеных собак, – сказал Толик. – Веришь, встречу на пути «укроповца» – задушу его своими руками.
В какой-то момент Толик так увлекся своими словами, что сделал движение вперед, имитирующее, что кого-то душит. Бойцы улыбнулись, то на всякий случай немного отступили.
– Я должен что-то сделать, не могу сидеть и смотреть, как сын умирает, – уже более тихим голосом проговорил Толик.
Бойцы недоверчиво посмотрели на него, потом друг на друга, но, пошушукавшись, решили обратиться к командиру. Вопрос решился быстро. Спустя час Толик уже передвигался на легковушке по разбитой грунтовке, ближе к линии размежевания.
Не доезжая пару километров, они высадились, медленно разложили оружие, распределились и нырнули в зеленую шерсть придорожных кустов. Передвигаясь полузаметными тропами, подошли к обозначенному месту. Задача Неделкова была проста – под видом местного жителя, который проверяет зеленые насаждения, прочесать территорию и вернуться к своим.
– Ну, давай, батя, – не подведи, – проговорил белобрысый.
В ответ Толик закряхтел и, не оглядываясь, посеменил в сторону деревьев. Метров двести он медленно шел, рассматривал растительность и, казалось, ни о чем не думал. Сердце бешено тарахтело, дыхание сдавливало. Он волновался. С каждым шагом становился ближе к кудрявой роще, и с каждым шагом в груди что-то покалывало. Ему не было страшно, так, чтобы развернуться и уйти. Наоборот, нечто тянуло, влекло его к обозначенному месту.
Он шел неторопливо, словно в самом деле прогуливался, дышал воздухом, просто решил осмотреться. Яркая и чистая голубизна, пролитая откуда-то с неба, потеками стекала на зелень, которая превращалась в ультрамарин, а чем ниже, тем темнела. Где-то пропела птица. Ветер шуршал листьями, словно шепотом рассказывал им о тех странах, где он побывал. Там он видел диковинных зверей и птиц, слышал речь, которая, казалось, состояла просто из звука как такового. Просто из звуковых волн, не несущих никакого смысла.
Этого смысла в жизни Неделкова было так же мало, как в словесном бульканье. Он внезапно для себя засмотрелся на природные очертания, как будто в первый раз увидел их. Как будто не родился на Донбассе, а прилетел с конца земли.
– Как хорошо-то, – проговорил Толик и сам удивился этому состоянию утреннего блаженства. Он подумал, что быстрей бы окончилась война, затихли выстрелы. Он вернулся бы с сыном домой, и они вместе нарисовали бы картину. Одну большую. На двоих. Такой вот умиротворенный пейзаж донбасских степей. И это будет делом всей его жизни.
Толик вдруг улыбнулся, и ему немного полегчало от мысли, что впереди, как и положено, есть будущее. И тут раздался оглушительный взрыв, и в небо вырвался черный клубами дым.
В то же утро Сергей проснулся с тяжелой головой. Вечером он перебрал с горя – уже неделю, как узнал, что Юля беременна. Ночами он шатался по темному Киеву, пытался раствориться с прохожими в высоких и широких улицах. Он приезжал к Днепру, бродил по песку, входил в воду по голени, еле сдерживая себя от того, чтобы не утопиться.
Смотрел, как вода плещется у ног, глаза терлись о волны от проплывавших на большой скорости катеров. В тот вечер он уселся на открытой площадке какой-то забегаловки и надрался. Как попал в номер, не помнит. Утром голова будто крошилась на кусочки. Он встал с кровати, застонал и схватился за виски. Кое-как поднялся и поплелся в туалет. И почти тотчас зазвонил телефон. Сергей недовольно замычал, вернулся.