— Моя милая леди, — прервал ее доктор, — вы не можете взять на себя роль Бога. Вы также не в силах управлять природой и вещами вокруг.
Ева задохнулась от удивления.
— Что? — моргая, спросила она.
— Раз вы говорите, что виноваты в смерти сына, значит, я тоже должен винить себя в смерти пациентов, когда из-за погоды не могу быстро добраться к ним или от их болезни просто нет лекарства.
— Нет, это другое дело, — возразила Ева. — Томас мне все объяснил. Он говорил это снова и снова.
Доктор Дженнер замер.
— Лорд Кэри?
И когда Ева кивнула, он спросил:
— Что именно он говорил?
— Что это была моя вина. Что Гамильтон возненавидел бы меня за то, что я натворила. Что нет матери хуже меня, и…
— Ваш деверь — бесчувственный болван, и чем скорее он перестанет быть вашим опекуном, тем будет лучше для вас.
— Но…
Томас ведь говорил правду, разве не так? Ева была виновата в гибели Адама. Однако умный человек, сидевший напротив нее, почему-то считал по-другому.
— Теперь я должен задать вам несколько вопросов, — сказал Дженнер.
Ева не совсем понимала, что происходит. Ведь доктор именно этим сейчас занимается, разве не так? Однако она подняла голову, показывая, что готова.
— Как ваше имя?
Ева посмотрела на доктора, удивляясь такому простому вопросу.
— Ева Кэри, — ответила она.
— Как звали ваших родителей?
— Марта и Джон.
— Какой сейчас год? — подняв брови, продолжил Дженнер.
— Тысяча восемьсот шестьдесят пятый.
— И… — доктор отхлебнул чая, — в каком мы сейчас городе?
Ева не выдержала и рассмеялась, потом прижала платок к губам и сказала:
— Извините. Мы в Лондоне, конечно.
Доктор мягко улыбнулся, а потом объяснил:
— Это простые вопросы, моя дорогая, но по правилам я обязан задать их. — Он поправил усы и продолжил: — Кто сейчас правит Британией?
— Королева Виктория.
— Ну, вот и все, — добродушно улыбнулся Дженнер. — Мы закончили.
— Да? — Ева удивленно посмотрела на него. — Я не понимаю…
— Моя дорогая, вы не сумасшедшая. И никогда такой не были. Горе — страшная вещь. Нам всем нужно время, чтобы пережить трагедию, а ваша была поистине ужасной. Я подпишу все нужные бумаги, и они будут в особом порядке зарегистрированы в суде и в палате лордов. К обеду вы станете свободной женщиной.
Ева открыла рот, но в итоге закрыла его, не зная, что сказать.
Доктор встал и, поклонившись, заявил:
— Надеюсь увидить вас вновь, когда вы решите выйти в свет.
Наконец она улыбнулась и с чувством произнесла:
— Спасибо. Огромное вам спасибо за все.
Он кивнул и пошел к двери, но вдруг остановился и взглянул на нее.
— Вы ведь почти не говорите о них, да?
— Что? — переспросила Ева. В такой счастливый момент она не вполне поняла, что имел в виду Дженнер.
— Будет лучше, если вы позволите себе говорить. Как можно чаще. Тогда боли станет меньше. И однажды, хотя вам сложно сейчас в это поверить, она уйдет и останется только светлая печаль. — Он помолчал с задумчивым видом, но потом добавил: — Прошу прощения, что вмешиваюсь. Это, конечно, не мое дело, но этот молодой человек, лорд Блейк…
— Да?
— Он испытывает к вам глубокие чувства. И по своему опыту я знаю, что это не скоро пройдет. — Дженнер кивнул, соглашаясь сам с собой. — Подумайте об этом тоже.
И с этими словами он исчез в коридоре.
Ева смотрела на пустой дверной проем. Неужели их особая связь с Йеном была так заметна? Леди Элизабет не раз намекала ей на это. Осмелится ли она отдаться своим чувствам? Сейчас такая вольность казалась ей предательством по отношению к Гамильтону и Адаму.
Но доктор Дженнер считал, что Еве нужно говорить о семье, которую она потеряла, а не становиться мученицей во имя памяти о ней. Это задание пока казалось Еве сродни подвигам Геракла. Ведь она ни с кем не говорила о том, что тогда случилось.
Ева сейчас чувствовала себя гораздо лучше. И дело были не только в том, что ее официально признали здоровой. Выплеснув в словах и слезах свое горе, она словно сняла с себя тяжелый груз.
Впервые за долгое время Ева поверила, что рано или поздно у нее получится стать свободной. Что настанет тот день, когда она не будет плакать при мысли о сыне. Когда поймет, что сделала все возможное, чтобы стать хорошей женой Гамильтону. И тогда она наконец откроет свое сердце для любви.
— Ты свободна, — выдохнул Йен.
От радости у него закружилось голова. Наконец-то. Они оба заслужили эту победу.
Ева ослепительно улыбнулась ему. Ее лицо светилось от счастья.
— Да. Теперь я независимая женщина.
Эти два слова, словно порыв ветра, погасили огонь его радости. Ева говорила правду. Теперь никто не мог указывать ей, что делать и как жить.
— Что такое? — спросила Ева, заметив перемену в его лице.
— Я вспомнил о людях миссис Палмер, — солгал Йен.
Радость в взгляде Евы погасла. Она перестала его обнимать и сказала:
— Мне тоже нельзя о них забывать.
Слава богу, он еще был нужен ей, хотя бы в качестве охраны. Йен понял, что пока был совсем не готов отпустить Еву, позволить ей жить своей жизнью. Может, она всегда будет нуждаться в нем? Как она выживет без него в высшем обществе?
Конечно, Ева еще долго будет рядом с ним. Йен взял ее за руки, их пальцы сплелись.
— Прости, я не хотел портить тебе настроение в такой момент.
Ева подняла на него печальный взгляд.
— Конечно, не хотел. Я не сержусь на тебя.
И все-таки Йен сделал это. На ее лице появилось покорное выражение, и Йен понял, что она готова была опять бояться. И снова ждать. Боже, что же он за животное! Но Йен не лгал: Томас и миссис Палмер были на свободе, Еве угрожала опасность.
— Мы с графом Виндхэмом придумаем, как защитить тебя.
— Может, Томас оставит меня в покое? Теперь у него нет никаких прав на меня.
Йен привлек Еву к себе, наслаждаясь близостью ее хрупкого тела.
— Нет. — Он поцеловал ее в голову. — Это невозможно, он не отпустит тебя. Ведь Томас потратил столько сил, чтобы посадить тебя под замок. Брат Гамильтона — настоящий мерзавец.
— Доктор Дженнер тоже так думает.
— Правда?