— Кэтрин — самый сдержанный человек из всех, кого я знаю. Даже не пришлось просить ее молчать. Она и так все поняла.
— Да, а потом она решит проболтаться, — говорит Алан. — Такие, как Кэтрин, способны немного выправиться, Ли, но в душе они не меняются.
Ли предпочитает промолчать. Алану тридцать четыре, он на два года моложе жены и с двадцати лет на периферии музыкального бизнеса. Неизменно воздержанный, он, разумеется, общался с алкоголиками и наркоманами, но то, что они музыканты, в его глазах оправдывает все их грехи. Ну и, разумеется, то, что они мужчины. В кругах, где вращается Алан, музыкальная индустрия исполнена шовинизма, она напоминает мужской клуб, и он с плохо скрытым негодованием смотрит на женщин, которые привлекают к себе чересчур много внимания, лишая его заслуженных похвал. В ход идут старые аргументы — женщины, мол, не способны по-настоящему играть на гитаре. Как будто для этого непременно нужен член. Алан неохотно признает, что женщины порой бывают хорошими клавишниками и, разумеется, скрипачками. Будь Кэтрин мужчиной, он с большим пониманием отнесся бы к ее прошлому и настоящему.
— «Мир йоги» вызывает много неприятных ассоциаций, — продолжает Ли. — Они слишком меркантильны и агрессивны.
— Речь идет о нас, Ли, а не о Кэтрин. Нам обоим это пойдет на пользу.
Приятно, что Алан отзывается о них как о паре.
— Давай сегодня расслабимся, — предлагает Ли. — И кстати говоря, буду очень признательна, если ты умолчишь о своем нынешнем месте жительства.
— Неужели ты мне не доверяешь?
— Как продвигается работа над песнями?
— Господи, Ли. У тебя такой подозрительный вид, когда ты спрашиваешь. Как будто заранее думаешь, что все плохо.
— Ничего я не думаю. Просто спросила, как дела.
— Но таким тоном… — Алан слегка отстраняется от жены. — Все отлично. Мы закончили три песни. Одна идеально подойдет для нового реалити-шоу, которому нужен саундтрек. Агент Бена скоро отошлет ее продюсеру.
— Очень хочется послушать.
Алан медленно качает головой — он снова воспринял ее тон как оскорбление. Может быть, Ли действительно не в силах скрыть эмоции. Когда она слышит песни Алана и видит его на выступлении, то, разумеется, не сомневается в таланте мужа, но в то же время у Ли сильнейшее ощущение, что Алану недостает чего-то весьма существенного. Видимо, он тоже это понимает и поэтому постоянно щетинится. Лучше уж молчать.
Галерея — на окраине города, в бывшем магазине штор, который сверху донизу выкрасили в белый цвет. Одна из лучших галерей в окрестностях, если верить Лорейн и Гарту. Внутри толпа, человек тридцать, большинство — с бокалами в руках. Мужчины сплошь в джинсах, женщины в модных коротеньких платьицах, все внимательно слушают. Владелец галереи, толстячок в огромных черных очках, закрывающих пол-лица, представляет гостям Гарта.
— …таким образом, нас захватывает атмосфера третичной злокачественности. Вопрос не в том, откликается ли на нее художник, а в том — каким образом он откликается. Метод Гарта — контекстуализировать… сластолюбие… и церемониальность современной страсти. Вот почему новая серия картин так важна — не только для Гарта как художника, но и для нашего с вами существования. Злокачественный союз, который все мы ощущаем, глядя на картины, позволяет нам сказать: да.
Раздаются вежливые, почти беззвучные, аплодисменты, и появляется Гарт. Они с Лорейн одеты одинаково — ярко-синие рубашки навыпуск и белые джинсы. Берди наряжена в тон. Гарт вскидывает руки и опускает голову. Ему под пятьдесят, он красив, седеющие волосы гладко зачесаны.
— Слова Тони меня искренне смущают, — признается он. — Похвалы совершенно незаслуженны, но если, — Гарт опускает руки, — если мои картины помогут миру прожить на десять секунд дольше, я буду счастлив. Я благодарен вам за то, что вы пришли и дали мне шанс хотя бы немного повлиять на вас своими работами. Желаю приятно провести время.
Может быть, проблема в том, что Ли не способна воспринимать живопись. По стилю картины Гарта — нечто среднее между Дэвидом Хокни и «голубым» порно. Сочные калифорнийские оттенки зеленого и синего, много воды… и обилие мужской плоти. Серия из двадцати с лишним картин изображает обнаженную мужскую натуру (ну разумеется!) в самых разнообразных позах — ничком и плашмя — на садовом шезлонге. Ли не вполне понимает, что значит «злокачественный союз», но вряд ли Тони имел в виду смесь смущения и отвращения, которую она испытывает при взгляде на картины. Неужели Лорейн способна искренне восхищаться отвратительными изображениями мужских задниц? А как насчет Берди? Девочка, одетая в белое кружевное платье и ярко-синие китайские сандалии, смотрит на картину, а отец стоит рядом, что-то показывая дочери на холсте.
Когда Ли шепотом жалуется Алану, он отвечает:
— Не будь ханжой. Тебя весь день окружают полуголые тела. Ты хотела быть врачом.
— Дело не в обнаженной натуре, — тихонько возражает она, — а в том, что нужно притворяться, будто ты ее не замечаешь, и вместо этого рассуждать о злокачественности и так далее.
— Всего минуту назад ты просила меня притвориться, что я по-прежнему живу дома.
Лорейн подходит и крепко обнимает обоих. От нее пахнет лимонами, но это не духи — очаровательный аромат как будто испускают золотистые волосы и кожа.
— Мы так рады, что вы пришли, — говорит она, но таким тоном, как будто что-то знает или подозревает. — По-моему, потрясающие картины. Эта выставка — настоящая сенсация. А ты все так же сногсшибательно выглядишь, Алан. Не спускай с него глаз, Ли.
Хотя Алан действительно (и заслуженно) гордится своей внешностью, в последнее время он начал сетовать, что его хвалят исключительно за красоту. Окружающие, мол, даже перестали спрашивать, чем он занят в плане музыки. Ли не согласилась с мужем, но иногда ей кажется, что друзья просто не хотят сыпать соль ему на раны, поскольку он нередко реагирует весьма враждебно.
— Мои подруги просто мечтают с тобой познакомиться, Ли. Они хотят заниматься йогой.
Ли берет стакан вина и следует за Лорейн, держа мужа за руку. Она видит трех женщин, лет за сорок, которые стоят в дальнем углу и оглушительно хохочут. Видимо, они слегка подвыпили. Лорейн представляет им Ли, и одна из женщин сразу спрашивает:
— Вы пьете?
— Умеренно, — отвечает Ли.
— Как странно. Я думала, что все преподаватели йоги воздерживаются от спиртного.
Ли слышит снисходительные нотки, как будто она часами изводила эту даму нотациями о пользе воздержания.
— Наверное, зависит от того, как вы понимаете воздержание, — говорит она. Ли так и подмывает сказать, что в бардачке у нее лежит пачка сигарет, но Алану лучше об этом не знать. — Мой муж Алан.
— А вот он не кажется таким уж воздержанным.
— Алан музыкант. И автор песен.
— Как интересно. Что вы сочинили?