– Зачем вам это знать?
Он погладил ее по щеке.
– Я смог бы тогда оградить вас от опасностей прошлого. Я желаю обеспечить вам безопасность.
– И благополучие?
– Да, и благополучие.
– Если бы вы знали обо мне больше, ваша светлость, вы бы этого не желали. – Мэри хотелось отойти от него, но, с другой стороны, ей не хотелось терять связь, возникавшую между ними. Она напомнила себе, что теперь стала его любовницей, – а если так, то и вести ей себя следовало подобающим образом. – Гораздо лучше, когда любовники далеко не все знают друг о друге, разве не так?
Глаза Эдварда, казалось, пронизали ее насквозь.
– Значит, не расскажете?
Мэри со вздохом покачала головой:
– Нет.
Он положил руку ей на плечо, и ее сердце забилось еще быстрее. Нет, Мэри не чувствовала страха, – наоборот, с нетерпением ждала, что будет дальше.
– Почему не расскажете?
– Вам незачем об этом знать, – ответила Мэри.
Она прижала ладонь к груди герцога и тотчас же почувствовала исходившее от его тела тепло, приятное и успокаивавшее.
– А если я желаю знать о вас все? – спросил он.
Мэри уже твердо решила, что будет ублажать его, но ни за что не расскажет о своем прошлом. Никогда. Ему не следовало знать, как ею пользовались в приюте.
– Тогда, боюсь, вы будете крайне разочарованы, ваша светлость.
В его глазах вспыхнул огонь страсти.
– Калипсо, вы никогда не сможете меня разочаровать. И не важно, что вы сотворите, не важно, чего вы наговорите, – я до конца дней своих буду преклоняться перед вашей душой, совершенной даже в своем несовершенстве.
Мэри с удивлением смотрела на герцога. Ее душа «совершенна даже в своем несовершенстве»? Она никогда не думала об этом. Но почему же он вдруг… Поддавшись внезапному порыву, Мэри прижалась к нему всем телом.
– Позвольте мне познать глубины вашего сердца, позвольте быть их стражем.
Все ее существо буквально кричало: «откройся ему, откройся!» Но три года непрерывного ужаса, от которого кровь стыла в жилах, воздвигли неприступные стены на пути к ее сердцу. Увы, Мэри просто не могла рассказать о своем заточении, поэтому прикрыла глаза и пробормотала:
– Мое сердце непостижимо и для меня самой. Но вы можете познать меня с другой стороны… – Ради всего святого, пусть он примет ее предложение и оставит прошлое в покое. Пусть ужасные воспоминания о приюте таятся в глубинах памяти – так, чтобы ничто не тревожило их.
Тут герцог наклонился и поцеловал ее. Мэри в страхе оттолкнула его и воскликнула:
– Остановитесь! Умоляю вас!
– Что случилось? Что-то не так?..
Мэри охватила паника. Теперь она видела перед собой жирное обрюзгшее лицо с налитыми кровью глазами. Видела на том самом месте, где совсем недавно было лицо Эдварда.
– Нет-нет-нет! Мне нельзя! – Она толкнула его еще раз. И, покачнувшись, обвела взглядом комнату. – Нет, пожалуйста, нет! – Теперь она увидела мозолистые руки другого надзирателя – руки, покрытые грязью вплоть до треснувших ногтей. – Стойте же, стойте! – задыхаясь, прохрипела она. – Остановитесь!..
– Мэри!.. – позвал чей-то голос, полный отчаяния. А по телу ее шарили грубые, толстые пальцы. – Мэри, вы меня слышите?!
Она покачала головой и попыталась отцепить от себя эти ужасные пальцы, но тщетно. Мэри вдруг обнаружила, что не может избавиться от них – эти мерзкие руки были повсюду, и они все крепче сжимали ее. Вот-вот они бросят ее на пол, а затем поднимут и…
Из горла Мэри вырвался крик. Она закрыла лицо ладонями и зажмурилась. Но надзиратель по-прежнему маячил перед ней, пожирая ее своими тусклыми свиными глазками.
Мэри задыхалась от запаха грязной, немытой плоти, и ей казалось, что эта мука никогда не кончится. Да-да, ей никогда не убежать, никогда не скрыться – теперь она знала это точно.
– Мэри! – Эдвард в ужасе замер; он боялся дотронуться до нее.
А она отступила от него на несколько шагов и, всхлипывая, пробормотала:
– Стойте, стойте…
Герцог тяжко вздохнул. Ему хотелось обнять Мэри и успокоить, но он знал, что от этого ей станет только хуже.
– Мэри… – снова позвал он.
Она плакала, закрыв лицо тонкими пальцами. Потом, содрогаясь от рыданий, упала на колени и, прижав руки к груди, закричала:
– Пожалуйста, остановитесь! Я буду хорошо себя вести! Обещаю!
Сердце Эдварда болезненно сжалось. От такого зрелища холодела кровь, и мурашки по спине пробегали.
Господь милосердный, что случилось с его Калипсо? Ее чуть не лишили рассудка! В груди Эдварда закипела ярость; он готов был разорвать на куски того, кто издевался над Мэри.
«Но что же делать? – думал он, сжимая и разжимая кулаки и пытаясь справиться с волнением. – Ведь нельзя же просто стоять и смотреть».
Герцог медленно подошел к девушке и опустился рядом с ней на колени. А она, глядя в потолок, что-то тихо шептала.
– Мэри, кто так напугал вас?
Ответа не последовало. Его Калипсо даже не посмотрела на него.
– Мэри, вы в безопасности. Все будет хорошо. Я рядом.
Мэри вдруг замерла, потом взглянула на него с удивлением. Воодушевленный такой реакцией, герцог прошептал:
– Это я, Эдвард. Я ваш друг, ваш защитник. – Теперь уже не было сомнений: Мэри довел до такого состояния мужчина, действовавший почти так же, как его, Эдварда, отец, когда-то жестоко убивший ту несчастную девушку. Поэтому он обязан защитить свою Калипсо. Его душа жаждала этого. Он ждал этого шанса всю жизнь.
В растерянности моргая, Мэри снова посмотрела на него и тихо прошептала:
– Эдвард, да?
– Да, это я, Эдвард. Не бойся меня, дорогая.
Она опустила голову и пробормотала:
– О, Эдвард, а я думала…
Волна облегчения захлестнула его. Она пришла в себя! Наконец-то!
– Я… Я прошу прощения… – с трудом произнесла Мэри.
– Не стоит просить прощения. Вы абсолютно ни в чем не виноваты. – Наоборот, это у нее следовало просить прощения. Всем следовало просить прощения за то, что с ней сделал этот мир, почти уничтоживший ее.
Да, почти. Эдвард знал, что еще есть надежда. Даже сейчас в ее глазах светились ум и невероятная сила воли. Разве мог кто-нибудь другой пережить то, что перенесла она?
Мэри взглянула на него, потом снова опустила глаза.
– Я не знаю, что с этим поделать.
Эдвард улыбнулся и проговорил: