– Ты стала слишком дорога мне.

– Но почему?

Сам того не осознавая, Эдвард крепко прижал Мэри к груди.

– Я совершил множество ошибок. Достаточно для того, чтобы погубить сотни жизней, но с тобой… – Он коснулся подбородком ее волос. – Не знаю, как сказать, но…

Мэри тихонько вздохнула. Ей хотелось бы всю оставшуюся жизнь чувствовать тепло его рук и слышать его ласковый голос. А тела их сейчас сливались так, будто стали одним целым.

– Благодаря тебе, Мэри, я понял: как ни ломала нас жизнь, мы всегда восстаем из пепла.

Она медленно подняла руки и положила ладони ему на плечи. Коснувшись пальцами ворота его рубашки, она прошептала:

– Значит, теперь я не только Калипсо, но и феникс?

– Да, разумеется.

– Нет, Эдвард. – Ее пальцы скользнули к завиткам волос у него на затылке. – Увы, я еще не восстала из пепла. И я не могу летать, – добавила она, приподнявшись на носочках и потянувшись к его губам.

– Но сможешь. – Эдвард медленно опустил голову.

– Наверное, смогу, – шепнула она, отдаваясь охватившему ее желанию.

Глава 15

Никогда еще прежде Мэри не испытывала подобного наслаждения. Запустив пальцы в волосы Эдварда, она, казалось, тонула в его нежном поцелуе. Ах, какое же несравненное удовольствие – делать это по собственной воле! Без условий и без расчета.

И сейчас Мэри казалось, что это удивительное чувство вознесло ее столь высоко, что ей уже никогда не опуститься обратно на землю – так и будет вечно парить в облаках с ощущением поцелуя на губах.

Мэри крепко прижималась к мускулистому телу Эдварда, и ни сбившийся подол платья, ни перекрутившиеся кольца кринолина ее не волновали. А если и были в голове мысли об одежде – то скорее о том, как бы от нее избавиться, чтобы лучше почувствовать жар его тела.

Ее охватило пьянящее возбуждение и одновременно – чувство свободы; хотелось отдавать себя ради взаимного удовольствия, а не по чьему-то требованию. Мэри положила руку на грудь Эдварда и, ощутив под пальцами частое биение сердца, немного отстранилась.

– Прости меня… – прерывисто дыша, пробормотал герцог.

– Но ты ведь сам всегда учил меня не извиняться. – Он уже хотел отступить от нее, но Мэри, схватив его за руку, добавила: – Мне бы хотелось сделать кое-что.

Эдвард пристально посмотрел ей в лицо.

– Все, что хочешь, Мэри.

Душу терзали сомнения, но она приказала себе не робеть.

– Ты можешь обнять меня в постели, – выпалила Мэри на одном дыхании.

Эдвард внимательно посмотрел ей в глаза.

– Ты уверена, что хочешь этого?

– Абсолютно уверена, – ответила она без колебаний. Мэри твердо знала: Эдварда не следовало бояться. Он отличался от других мужчин. – Но я не могу обещать большего, – добавила она, немного смутившись.

Хотя его тело изнывало от возбуждения, он сдержанно произнес:

– Твое счастье – единственная награда для меня. И так будет всегда.

Мэри была почти уверена, что за его помощью и покровительством скрывалась какая-то тайна, но у нее не было сомнений в том, что Эдвард искренне желал ей добра – это читалось в его нежном взгляде.

– Тогда пойдем, – сказала она.

Герцог тотчас же обнял ее за плечи и увлек к двери. Минуту спустя они уже приближались к кровати в его спальне. Но в это мгновение в сердце Мэри вдруг вселился прежний страх. Она замедлила шаг и в нерешительности пробормотала:

– Подожди.

– В чем дело? – Эдвард взглянул на нее с удивлением.

– Я хочу… хочу… – Не решаясь облечь свои мысли в слова, Мэри опустила руку и выправила из брюк его сорочку.

Не решаясь пошевелиться, Эдвард молча следил за происходящим.

– Подними руки, – попросила она.

Он тотчас повиновался, и Мэри стащила с него рубашку. Обнажившиеся живот и мышцы торса привели ее в такое восхищение, что она невольно раскрыла рот, уставившись на стоявшего перед ней красавца. Наконец, вспомнив про рубашку, которую до сих пор держала в руках, она решительно отбросила ее в сторону и снова принялась любоваться мощным торсом Эдварда. «А эти сильные мускулистые руки, – внезапно подумала Мэри, – они ведь могут быть не только необыкновенно нежными, как, например, сейчас, но и причинять невыносимую боль…»

Опустив глаза, Мэри скользнула взглядом по животу Эдварда и дорожке темных волос, скрывавшейся в брюках. И тотчас же перед ней невольно всплыли воспоминания о надзирателях – грязных животных, чьи тела были словно созданы для насилия и потворства плотским желаниям. В них не было ни капли красоты. Эдвард же был прекрасен.

Мэри потянулась к пуговицам на его брюках. Ее руки дрожали, когда она их расстегивала, сердце бешено стучало в груди, а в ушах звенело. И где-то в глубине души все еще таился страх: вот сейчас он схватит ее, разорвет на ней одежду и бросит ее на кровать. Но Эдвард покорно стоял перед Мэри, глядя на нее с нежностью.

От собственной смелости у Мэри даже голова закружилась, когда она принялась стаскивать с Эдварда его безупречно отглаженные брюки. Но она все еще не решалась взглянуть на ту часть мужского тела, которая в прошлом причиняла ей столько боли. Уж лучше любоваться его могучей грудью, широкими плечами и сильными ногами…

Когда брюки были спущены до коленей, ей, чтобы снять их совсем, следовало опуститься на корточки. Но при мысли об этом из горла ее вырвался нервный смешок.

– Смеешься надо мной, милая? – послышался бархатный голос Эдварда.

Подавив смех, Мэри пробормотала:

– Нет, разумеется. Однако… – Чуть отступив, она многозначительно посмотрела на озадаченного герцога. – Было бы логичнее сначала снять сапоги.

– Милая, к черту логику! Давай я сам все побыстрее сниму.

Мэри с улыбкой покачала головой.

– Нет, не согласна. Вот только… я была бы очень тебе признательна, если бы ты сел на кровать.

Герцог с сомнением посмотрел на свои спущенные до коленей брюки, затем – на стоявшую чуть поодаль кровать. После улыбнулся и сказал:

– Как пожелает моя леди.

Неловко развернувшись, он поковылял к кровати.

Глядя на него, Мэри с трудом удерживалась от смеха. Эдвард Барронс, герцог Фарли, полуобнаженный, со спущенными брюками, шел, переваливаясь как гусь. И все равно умудрялся выглядеть достойно!

Мэри зажала ладонью рот, чтобы не расхохотаться. Но затем она взглянула на его ягодицы – и тут ей уже стало не до смеха. На смену веселью пришло жгучее желание, от которого, казалось, забурлила кровь.

Эдвард тем временем уже уселся на белоснежное покрывало и немного откинулся назад.