– Вы можете выйти вон, – ответила нимфа, не повышая голоса.
Несколько мгновений Эдварду казалось, что он ослышался. Его поразили не сами слова, а интонация. Такую манеру речи нельзя перенять – ее впитывали с младенчества отпрыски самых знатных семейств Англии. Каким же злым ветром юную леди благородного происхождения занесло в публичный дом?
– Если вам угодно, я уйду. Только сначала вы скажите мне, как вас зовут.
– Нет, – отрезала девушка.
Он с напускным безразличием пожал плечами.
– Что ж, тогда я останусь здесь.
– Зачем вам знать, как меня зовут?
– Мне хочется это знать. А я всегда получаю то, чего хочу, – с усмешкой пояснил Эдвард.
Нимфа молчала.
– Так как же? – спросил Эдвард. Не дождавшись ответа, он медленно повернулся и посмотрел на прекрасную незнакомку. В своем импровизированном одеянии из пурпурной шелковой простыни она стояла перед ним, словно воин, готовый к бою; горделиво вскинутый подбородок, в руке – кочерга, а во взгляде – отчаянная решимость не сдаваться на милость победителя.
– Я не намерена удовлетворять ваше любопытство, – процедила она сквозь зубы.
– Но как же я смогу вам помочь, если не знаю даже вашего имени? – мягко возразил Эдвард.
– Я не нуждаюсь в вашей помощи. – Нимфа насупилась и приподняла увесистую кочергу.
Эдвард не на шутку встревожился – уж не надорвется ли хрупкий воин под тяжестью своего оружия?
– Скажите, а как вы собираетесь использовать этот инструмент? – Он кивком указал на кочергу. – Хотите раскроить мне череп?
Губы девушки побелели. По лицу ее пробежала судорога.
– Если… – Она запнулась. – Если понадобится, то да.
Эдвард понял, что нечаянно затронул какую-то больную струну, но сделал вид, что ничего не заметил.
– Не понадобится. Я обещаю, – заявил он.
Дрожащей рукой девушка подняла кочергу еще выше.
– Я не верю обещаниям!
– Я тоже, – признался Эдвард.
– Тогда зачем только что дали мне обещание? – с вызовом спросила нимфа.
Эдвард поморщился. В самом деле – зачем? Впрочем, ответ был очевиден.
– Чтобы убедить вас сделать то, что я хочу.
– Почему вы так откровенны?
– Потому что ложью от вас ничего не добьешься.
Она еще крепче сжала кочергу и утвердительно кивнула:
– Вот именно.
Эдвард устало вздохнул. Ему прежде не приходилось сталкиваться с подобным ожесточением. Эта девица напоминала животное, забитое до такой степени, что его уже невозможно приручить.
– Что ж, если вы отказываетесь назвать себя, я сам придумаю вам имя.
Девушка взглянула на него с подозрением:
– И тогда вы оставите меня в покое?
Эдвард любезно поклонился.
– На сегодня – да.
– В таком случае придумывайте и уходите!
Она говорила с ним, как с нерадивым слугой. Что было бы забавно, если бы не панический ужас, застывший в ее прекрасных глазах.
А ее имя… Оно снизошло на него словно озарение – само сорвалось с языка.
– Калипсо! – выпалил Эдвард.
Нимфа медленно опустила кочергу и замерла, в изумлении распахнув фиалковые глаза и беззвучно шевеля губами.
Эдвард слегка улыбнулся. Он всегда улыбался слегка, если уж улыбался, но на сей раз улыбка вышла чуть теплее обычной. Превосходное имя! Оно явно запало ей в душу. И теперь, чтобы закрепить успех, надо было уйти – именно в тот момент, когда она заинтригована.
Эдвард не знал, каких богов благодарить, но он, наконец, нашел, чем ответить на преследовавший его девичий крик. Теперь у него появилась Калипсо. Спасая ее, он освободится от призраков прошлого и обретет самого себя.
Калипсо… Дочь титана. Проклятая богами отверженная пленница пустынного острова. Но кто же он, этот высокий необыкновенно красивый человек? Как он догадался? Как понял, что ее прокляли и отвергли? И неужели она, подобно Калипсо, обречена страдать до конца своих дней?
– Пусть будет Калипсо, – сказала Мэри, с замиранием сердца вглядываясь в незнакомца.
Темные волосы в живописном беспорядке падали ему на лоб. Прямые черные брови почти сходились на переносице. Сумрачные глаза напоминали окна давно опустевшего дома. Дома с привидениями, – возможно, такими же зловещими, как те, что преследовали ее, Мэри.
Она подумала об этом, когда он едва заметно улыбнулся. Улыбнулся вымученно, как глубоко страдающий человек. Человек, опустошенный душевной болью…
А может, именно поэтому он дал ей такое точное имя? И расскажи она ему, что творилось в ее душе, он, возможно, ее понял бы.
Нет-нет, такого просто быть не могло. Никогда! Ни один мужчина не в состоянии понять чувства униженной растоптанной женщины. Мужчины – хозяева жизни. Сила всегда на их стороне. Так уж устроено общество… И даже самый последний бедняк – царь и бог в своей семье, поэтому волен творить что угодно с женой и детьми.
Однако мужчина, стоявший в нескольких шагах от нее, не был бедняком. Напротив, безупречный костюм выдавал в нем человека весьма состоятельного. А манера держаться и властный тон указывали на знатное происхождение. И все-таки за внешним благополучием угадывалась какая-то личная драма… и почти детская уязвимость.
Мэри невольно прониклась к нему сочувствием и неожиданно для самой себя спросила:
– А вас как зовут?
Он склонил голову к плечу и, внимательно глядя на нее, прищурился.
– Вам это интересно?
Мэри тотчас пожалела, что задала ему этот вопрос. Пусть оставит свое имя при себе. Оно ей совершенно без надобности. Хотя…
– Меня зовут Эдвард, – сказал он и тут же добавил: – Эдвард Барронс.
Имя как имя… Ничего особенного. Но в его устах оно звучало как музыка. В его устах все звучало как музыка. Потому что у него был изумительный голос – глубокий, низкий и словно обволакивающий…
Он галантно поклонился – чуть иронично, но без тени издевки.
– За сим, Калипсо, позвольте поблагодарить вас за терпение и удалиться. Я слишком долго обременял вас своим присутствием.
И тут Мэри вдруг поняла: ей вовсе не хотелось, чтобы он уходил. Да, конечно, она требовала, чтобы он оставил ее в покое, но теперь передумала. Потому что никакого покоя не будет. Она просто останется в одиночестве. Как всегда – одна в окружении чудовищных призраков прошлого.
Но она на собственном опыте убедилась, что от мужчин следовало держаться подальше. От всех без исключения. Поэтому Мэри не просила его остаться. Напротив, вскинула подбородок и сказала: