Порой появляется чувство, что весь мир против вас. Иногда же, наоборот, все происходит настолько быстро и слаженно, что вы так и ждете подвоха: что-то обязательно должно случиться, все не может быть настолько хорошо.
Покупка моей квартиры на улице Трезор происходила как во сне. Она тоже была частью чьего-то наследства, и поэтому наследники хотели продать ее быстрее. В квартире не оказалось мебели, там никто не жил, и заезжать туда можно было уже спустя несколько часов после подписания договора. Как правило, принципиально ни одна из сторон не соглашается, чтобы весь этот процесс происходил в такой спешке.
Особенно не любят торопиться нотариусы, которые говорят, что нужно обязательно выждать законные семь дней.
– Сколько?
На следующее утро после посиделок в интернет-кафе я была в офисе нотариуса на улице Вей дю Темпль, выдержав атаку секретарши, не пускавшей к нему никого. Этот нотариус хоть и выглядел не таким представительным, как месье Шурманом, однако оказался не менее продажным.
Его добродетель не покупалась по абы какой цене, он пытался создать образ неподкупного, стойкого и непорочного человека.
– Сколько для чего? – он сделал вид, что не понимает, о чем идет речь.
– Чтобы сократить этот ваш законный срок.
– Послушайте, мадемуазель, таковы правила, которые не подлежат обсуждению!
– Да, я знаю. Но все же сколько?
Он опустил взгляд на кучу бумаг и папок, разложенных у него на столе, и наконец посмотрел на меня:
– Мы можем с вами договориться, что это останется только между нами?
– Конечно, какие вопросы. Я буду молчать как рыба.
– Хорошо, хорошо, хорошо…
Интересно, это у всех нотариусов такая болезнь? Он поджал губы и процедил вполголоса:
– В таком случае, я возьму дополнительный процент.
– Процент сверх того, что я вам заплачу?
– Да.
Сумма равнялась приблизительно трем тысячам евро. Эти деньги совершенно незаконным образом будут переданы из рук в руки, они перейдут из моего кармана в его, из его кармана в его сейф, а оттуда, без сомнения, на его личный банковский счет.
– Хорошо, – согласилась я.
В этот же день я пошла в банк. Мною двигала какая-то бешеная энергия, я готова была действовать без остановки, без передышки, чтобы не дать грусти заполнить меня. Я оформила все необходимые документы и хотела получить максимально возможную сумму наличными.
– Что? Две тысячи евро в неделю? Я не имею права получить за раз большую сумму?
– Нет, сожалею, – вежливо ответил мне служащий банка. – Эта сумма предусмотрена условиями вашего договора. Если вы хотите ее увеличить, нужно заполнить новый протокол.
– Сколько это займет времени?
– Примерно неделю, здесь тоже есть свои сроки.
От всей абсурдности этой ситуации мне просто неудержимо хотелось громко расхохотаться. При таких обстоятельствах обратиться к Дэвиду было неплохим решением. Одна эсэмэска, и он согласился одолжить мне недостающую тысячу евро наличными, оставив ее на ресепшене в головном офисе компании Барле. Такая дружелюбность бывшего жениха казалась мне чем-то удивительным. Конечно, он бы не постеснялся рассказать мне самые скандальные слухи и сплетни о Луи, но, кроме того, похоже, совершенно искренне пытался помочь мне избежать всяческих подводных камней и наладить со мной хорошие отношения.
Я решила съездить в Нантр, еще раз взглянуть на мамин дом. Он казался практически необитаемым, следы присутствия человека здесь выдавали только мусорные пакеты, стоящие на тротуаре. Тут быстро ожили мои воспоминания, но им было сиротливо и одиноко без главного источника их вдохновения. Я наконец решилась приехать сюда, после того как долгое время это откладывала. Я была удивлена, когда пришла на мамину могилу и заметила, что она очень ухожена и на ней лежат свежие цветы. Очевидно, о ней заботится какая-то добрая душа. Я не могла представить никого другого, кроме Лоры Чаппиус, маленькой хрупкой маминой подруги, которая была ей предана до самого конца.
И вдруг я не выдержала. Я с трудом присела на ледяную мраморную плиту соседней могилы, и вся та злость, которая поддерживала меня последнее время, вмиг куда-то исчезла. Слезы текли ручьем, без остановки. Сколько времени? Я не знаю. Мне показалось, что прошло несколько часов. И я в первый раз так остро почувствовала, что мне не хватает мамы. Я скучала по ней. По ее здравому смыслу, по ласковой приветливости, по ее духам – по всему.
Если бы она сейчас была здесь, рядом со мной, то помогла бы проанализировать сложившуюся ситуацию, я в этом не сомневаюсь. Она бы не просто облегчила мои страдания, заживила душевные раны, но и помогла бы разобраться в той игре, которую ведет со мной Луи. Она сказала бы, какие новые испытания готовит мне моя любовь, от каких фантазий своего мужчины я должна отказаться, а какие принять для собственного же удовольствия. Она смогла бы своим присутствием заполнить ту пустоту, которая была в моем сердце. Даже лучше: она сумела бы расставить все по своим местам, помогла бы мне легче взглянуть на наши отношения, и любовь стала бы для меня тем самым простым и прекрасным приключением, о котором мама всегда говорила.
Был ли Луи на самом деле таким хищным, каким описал его Дэвид? После всего, что случилось, не хотел ли он сделать меня своей пленницей в «Шарме»? Мои слезы наконец высохли, и между двумя судорожными всхлипами я вдруг поняла: Луи был тем самым мужчиной из книжки про амазонок «Секретные женщины», книжки, которую он так настойчиво советовал мне прочитать год назад.
Героини этой книги были чувственными сексуальными рабынями одного мужчины и служили только для его удовольствия. Какой стала и я для Луи.
– Вы знаете, почему ни одно растение не растет вокруг могил, мадемуазель? За исключением разве что сорняков?
Старичок в кепке внезапно появился в поле моего зрения. Он был одет по погоде, в бежевый плащ и вельветовые брюки, такие же, какие любил носить Арман. В его правой руке была до краев заполненная водой лейка. Лицо освещала скромная улыбка.
– Не знаете почему?
Я недовольно посмотрела на назойливого незнакомца сквозь пелену слез, застилающих глаза. Он явно был очень взволнован увиденным и всячески искал способ хоть немного меня развлечь.
– Нет… – призналась я.
– Все на самом деле очень просто. В слезах содержится слишком много хлористого натрия. Слишком много соли. И ни одно растение не может развиваться в такой соленой почве.
– Логично, – вздохнула я.
– Не нужно ездить на Мертвое море, чтобы понять это. Вы, кстати, там были?
– Нет.
– У вас еще есть время… В любом случае, если вы хотите, чтобы здесь что-нибудь цвело, не надо так плакать. Кладбище – это самое плохое место для слез, если вам интересно мое мнение.