– Стой! – выскочила у него из-за спины Ариэлла.

Не успел клирик и слова вымолвить, как рыжеволосая направила на перепуганного до смерти стражника растопыренную пятерню, и тот отключился.

– Замечательно, – саркастически усмехнулся Терваль. – И когда он теперь очнется?

– Примерно через полчаса, – ответила Ариэлла.

– Здорово, – кивнул Терваль, не скрывая насмешки. – А ведь он мог рассказать нам, где искать Кридоса.

– Я думала, ты хотел убить его, – растерянно хлопнула глазами Ариэлла.

– Она думала… Я хотел припугнуть его!

– Извини, – смущенно потупила взгляд девушка.

Терваль безнадежно махнул рукой.

– И что теперь делать? – спросил Лигон.

– Искать списки заключенных. – Терваль наклонился и провел рукой по поясу бесчувственного стражника. Ключей, которые он рассчитывал там найти, не было. – Следите за дверью – дежурных двое.

Терваль распахнул дверцы шкафа и вывалил на стол груду бумаг.

– Почему документы в таком беспорядке? – спросила Ариэлла.

– Потому что они никому не нужны, – ответил Терваль. – Стража знает всех заключенных в лицо.

– Я нашел сопроводительное письмо заключенного Кридоса. – Ванфар показал Тервалю сложенную вчетверо бумагу.

– Замечательно. – Клирик выхватил бумагу из рук монаха. – Так… Помещен в восьмую камеру на третьем уровне… Не повезло.

– Кому? Кридосу?

– Нам. Для того чтобы добраться до камеры Кридоса, придется спуститься на четыре уровня. На каждом тюремном уровне лестница, ведущая вниз, находится на противоположной стороне периметра. Чтобы добраться до нее, нужно пройти через весь этаж. У нас все шансы нарваться на охрану, которая, не задумываясь, поднимет тревогу.

– Слушай, Ванфар, а кто он такой, этот Кридос? – спросил у монаха Веспер. – Чего он сдался вашему настоятелю?

– Я все расскажу, когда мы его найдем, – ответил авир.

– Почему не сейчас? – пристально посмотрел в глаза монаху Терваль.

– Это непременное условие, поставленное настоятелем. Без его выполнения ваш с ним договор теряет силу.

– Ну что? – Терваль окинул быстрым взглядом спутников. – Готовы?

Клирик первым вышел из дежурки и быстрым шагом направился в сторону лестницы. Миновав одну из дверей, возле другой он остановился.

– За этой дверью арсенал, – сказал он Ариэлле. – Сможешь запереть ее заклятьем?

– Легко.

Ариэлла сделала несколько пассов руками и пальцем нарисовала вокруг замка магический знак.

– Отлично, пусть повозятся.

Спустившись по прямой однопролетной лестнице, Терваль прижался спиной к стене и осторожно выглянул за угол. Проход между двумя рядами похожих на звериные клетки камер был пуст.

– Проблема номер один, – сказал клирик. – В большинстве камер содержатся заключенные. Те из них, кто в сознании и могут говорить, поднимут шум, как только поймут, что мы не охранники.

– Пусть шумят, – кивнул дварф. – Мы всех их выпустим, чтобы охране было чем заняться.

– Плохая идея, – не согласился Терваль. – Во-первых, у нас нет ключей от камер…

– Зато у нас есть Ариэлла!

– Во-вторых, если поднимется тревога, будут приведены в действие ловушки, имеющиеся на каждом тюремном уровне…

– Но тебе-то о них известно?

– Мне известно о тех, что были в мое время. В-третьих, наконец, открыв камеры, мы все равно не спасем пленников. Если даже кому-то из них удастся выбраться из башни, он все равно погибнет в болоте.

– Я могу заморозить звуки, – сказала Ариэлла. – Правда, тогда и мы не будем слышать друг друга.

– А нам не о чем будет говорить. Пока не доберемся до камеры Кридоса. Внимательно следите за мной – я буду указывать на то, чего нельзя касаться. Если встретим стражу – убить…

– Может быть, лучше… – начала было Ариэлла.

– Нет, – поднял руку Терваль. – Лучше для всех нас будет поскорее добраться до цели, не подняв тревогу. Все. Вперед.

Ариэлла пальцем нарисовала в воздухе знак застывших звуков и поспешила за Тервалем.

Все только начиналось.

Глава 18

Проход между двумя рядами клеток освещали тусклые полосы света, вытекающие из узких продольных щелей в потолке. Клетки тонули во мраке. Оно было и к лучшему, потому что достаточно было запаха, чтобы понять, в сколь жутких условиях содержатся пленники Свинцовой башни. От затхлого смрада перехватывало дыхание и, казалось, даже глаза начинали слезиться. В зверинце бродячего цирка, возящего за собой по всему Эйтану забавных уродцев и диковинных зверей, вонь и то не настолько резкая.

Лигон хотел было спросить, откуда здесь свет, если наверху еще один этаж, но слова застыли у него на губах. Фокус же был очень прост по идее и одновременно сложен в техническом исполнении. Дневной свет передавался в потолочные щели через особую систему зеркал. Ночью же возле самых больших зеркал, выведенных на внешние стены башен, зажигались большие чаны, заполненные черной маслянистой жидкостью, что гоблины ведрами таскали с болота.

Лишь в третьей по счету клетке странники увидели пленника. Одетый в лохмотья бедняга бросился к решетке и повис на ней, вцепившись в прутья. Он что-то пытался крикнуть разинутым беззубым ртом, но, даже если бы не заклинание Ариэллы, он все равно ничего бы не смог сказать – вместо языка во рту у него болтался черный обрубок. Пленник так оброс волосами и бородой, что невозможно было определить, какой он расы. Лет пять протянул, отметил про себя Терваль. Такое порой случалось, если граф Аморфар приказывал особо присмотреть за пленником, дабы страдания его не закончились слишком быстро.

Еще во время службы в должности коменданта Свинцовой башни Терваль сделал интересное наблюдение – дольше всех выживали в заключении те пленники, что поначалу казались слабыми, беспомощными и забитыми. Те же, кто по прибытии в башню держались гордо и даже дерзко, пытались спорить с охранниками, а то и требовали к себе коменданта, желая заявить о необходимости пересмотра своего дела, очень быстро ломались и умирали. Поначалу Терваль не мог понять, почему так происходит. Казалось, все должно быть наоборот. Однако вскоре он догадался, в чем тут дело. Физически сильные пленники теряли присутствие духа, как только понимали, что здесь, за решеткой, она им никак не может помочь. Те, кто на свободе имели влияние и власть, были обречены на гибель, как только уясняли, что теперь они ровным счетом ничего собой не представляют. Те же, кому и на свободе приходилось нелегко, принимали как должное все, что бы ни подкидывала им судьба. Их жизненная философия была проста, но эффективна. Тюрьма – ну что ж, досадно, конечно, но ничего не поделаешь, нужно терпеть и жить. Помои вместо еды – ну что ж, противно, конечно, но нужно есть, чтобы жить… И так во всем. Так они умудрялись выживать в самых нечеловеческих условиях.