Подавшись вперед, миссис Филдинг отсмотрела третье, финальное действие пьесы.
Когда занавес опустился, Кэролайн прошла за кулисы в гримерную мужа, как обычно поступала после большинства спектаклей с его участием. Она нервничала так, словно ей самой предстояло выступить перед зрителями, а она не знала своей роли. Женщина множество раз повторяла то, что собиралась сказать ему, но вдруг он даже не захочет видеть ее? Не захочет ничего слышать? Тогда ей придется… придется настоять на своем. Кэролайн могла быть такой же решительной, как Сесиль Антрим или любой другой человек. Она любила Джошуа всем сердцем и не собиралась отказываться от него без борьбы. Надо было только собрать все имевшиеся в ее распоряжении таланты и силы.
Дверь в гримерную была закрыта, а изнутри доносился смех. Как он мог смеяться, когда покинул ее утром, не сказав ни слова?
Миссис Филдинг постучала. Ей не хотелось вторгаться в эту комнату без приглашения – ведь тогда она могла увидеть то, что предпочла бы не видеть. От этой мысли у нее похолодело на сердце и противно засосало под ложечкой от страха.
Послышался стук шагов, и дверь открылась. На пороге стоял Джошуа в халате, отчасти уже сменивший свой сценический костюм. В первый момент он выглядел пораженным, но потом лицо его немного смягчилось. Актер молча раскрыл дверь пошире. Внутри находились еще двое, мужчина и женщина.
Кэролайн захлестнула волна облегчения и… вины. Он не закрылся в гримерной ради тайного свидания!
С ним находились актеры, которых она видела в других спектаклях, и они радостно встретили ее. Совершенно искренне Кэролайн сама поздравила их всех с удачной премьерой и сама едва поверила тому, как естественно звучит ее голос.
Эти двое, казалось, собрались болтать целую вечность. Неужели они никогда не уйдут? Может, ей как-то намекнуть на желанное уединение? Нет… это была бы непростительная грубость.
Но потом эти слова сами вырвались у измученной страхом женщины.
– Я так рада, что пришла; не могла даже представить, что испытаю такое сильное впечатление, – звонко произнесла она. – В премьере обычно присутствует нечто особенное, что в дальнейшем никогда не повторяется. А я едва не пропустила ее… – Миссис Филдинг избегала встречаться взглядом с Джошуа. – С нами сейчас живет моя бывшая свекровь, а она сегодня неважно себя чувствовала. Я даже не думала, что ее может так расстроить… одно событие.
Актеры выразили беспокойство.
– Вам надо вернуться домой пораньше? – озабоченно спросил сидящий рядом с нею мужчина.
Кэролайн наконец взглянула на мужа.
– Она заболела? – произнес тот лишенным определенности тоном.
Его друзья тактично извинились и ушли.
– Заболела? – повторил Филдинг свой вопрос.
– Нет, – ответила Кэролайн.
Ее супруг выглядел усталым, а понимание между ними было слишком хрупким, чтобы играть словами.
– Она поступила подло, а сегодня я обнаружила это и когда уличила ее, она поведала мне о том, что подвигло ее на такой поступок, – рассказала Кэролайн.
На лице актера отразилось недоумение. Вряд ли его очень интересовали подобные проблемы. Он лишь терпел старую даму, сознавая, что должен это делать, вероятно, ради своей жены.
– Подло? – спросил он с сомнением.
Миссис Филдинг должна была продолжить.
– Да, я так полагаю, – сказала она. – Она написала крайне непристойное письмо Сэмюэлю Эллисону, пригласив его к нам на вчерашний вечер, и подписалась моим именем.
Почему же он ничего не отвечает? Кэролайн поспешно стала рассказывать дальше:
– Когда он явился, она специально удалилась из гостиной, чего никогда не делала раньше, и послала Джозефа за тобой.
– Почему? – медленно произнес Джошуа. – Я понимаю, что она не одобряла наш брак, считая меня недостойным актером, да еще и евреем, но чтобы решиться на такой обман…
Слезы обожгли его жене глаза, а горло ее сжалось от боли. Нет! Ей хотелось коснуться его, но сейчас это было бы ошибкой. Он мог воспринять ее жест как жалость.
– Нет! Это не имело к нам никакого отношения. Она боялась, что Сэмюэль знает кое-что о своей собственной матери, а следовательно, он мог также знать и о Марии, знать нечто ужасное, и она так жутко стыдилась этого, что для нее было невыносимо даже подумать, что кто-то еще может узнать об этом. Она страшилась того, что он мог рассказать мне, и хотела, чтобы ты решительно отказал ему от дома. Тогда ее тайна осталась бы в безопасности. Она пребывала в таком ужасе, что ее не волновало даже то, что она могла разрушить мое счастье. Она готова была на все, чтобы скрыть от меня ту тайну и, конечно, от всех остальных родных тоже. Она чувствовала, что не сможет жить, если мы узнаем…
Филдинг смотрел на жену в изумлении. Лицо его побелело, но не от гнева, а от ужаса.
– Теперь я знаю все, – тихо произнесла она. – И полагаю, что смогу простить ее за то, что она сделала. Если ты не возражаешь, я предпочла бы не рассказывать тебе о том, что ей пришлось пережить, но если ты будешь настаивать, то мне придется…
Актер выглядел успокоенным. Возможно, слишком усталым или потрясенным, чтобы улыбнуться, но доброжелательность в его лице женщина увидела безошибочно.
– Нет, – мягко сказал он, – ничего я не хочу знать. Пусть хранит свою тайну.
Слезы покатились по щекам Кэролайн, и она вдруг, шмыгнув носом, осознала, что едва может дышать.
– Я люблю тебя, – прошептала она и опять шмыгнула носом. Затем припала к мужу и обняла его с такой силой, что почувствовала, как тот поморщился от боли. – Мне жаль, что я вела себя не так, что ты мог не так понять это, – пробормотала миссис Филдинг, уткнувшись в его плечо.
Джошуа обнял ее с не меньшей страстью и, ничего не сказав, просто медленно, легкими поцелуями коснулся ее прически.
Питт с Телманом все еще расследовали дело об исчезновении Анри Боннара и его ссоре с Орландо Антримом. Откровенно говоря, Томас сомневался, что они могут узнать нечто полезное для расследования убийства, даже если докопаются до правды в их отношениях. Если Боннар скрылся по своей собственной воле, то это вполне могло вызвать беспокойство и крайнее недовольство во французском посольстве, но полицию это не особенно волновало. Единственной реальной ниточкой к смерти Кэткарта была фотография. Сходство этих двух мужчин друг с другом оказалось случайным, и Питт не мог не заметить важности этого обстоятельства. Он совершенно не сомневался, что возле Лошадиной переправы обнаружили именно Кэткарта и что Орландо Антрим поссорился именно с Боннаром.
– Вы думаете, это правда – насчет фотографий? – нерешительно спросил Телман, когда они ехали на двуколке в сторону Кью-Гарденз, где, по полученным ими сведениям, члены очередного фотоклуба делали сейчас снимки экзотических растений в тропических оранжереях. – Неужели кто-то действительно мог пойти на убийство из-за фотографии? Нет, я имею в виду, – поспешно прибавил он, – конечно, из-за фотографии, на которой кто-то снял нечто неподобающее.