– Вспомнив то, что Льюис говорил мне во время нашей прошлой беседы, я подумала, что, возможно, он случайно столкнулся с некоторыми сведениями, которые могут помочь в расследовании. Не могли бы вы позволить мне поговорить с ним?
– Льюис? – скептически произнесла миссис Маршан. – Откуда он может что-то знать? Ему же всего шестнадцать лет! Если б он увидел нечто… неподобающее… он мог бы сказать мне или отцу.
– Он мог не знать, что это неподобающее, – поспешно возразила гостья. – Дело связано просто с одной жалобой. На самом деле я не уверена, что он что-то знает. Но если я права, то его сведения окажут огромную помощь правосудию. Не думаю, что от него потребуется нечто большее. Прошу вас, можно я поговорю с ним… наедине, если не возражаете?
Хоуп явно засомневалась.
Кэролайн едва не начала уговаривать ее, но раздумала. Излишняя настойчивость может пробудить ненужные подозрения. И она спокойно дождалась ответных слов.
– Что ж… да, конечно, – смущенно поморгав глазами, ответила наконец хозяйка дома. – Уверена, что мой муж хотел бы, чтобы Льюис помог всем, чем сможет. Мы все готовы помогать. Вы говорили о фотографическом клубе? Я не знала, что Льюис заинтересовался фотографией.
– Я тоже не уверена, – мгновенно призналась миссис Филдинг, – просто мне подумалось, что он мог видеть одну оригинальную фотографию и в таком случае сообщил бы мне, где именно. Тогда я, в свою очередь, передала бы эти сведения Томасу, не упоминая о том, как я их узнала.
– Ах! Понимаю. – Миссис Маршан поднялась с кресла. – Он сейчас наверху со своим репетитором. Уверена, что ради такого важного дела мы можем прервать их занятия.
Она позвонила в колокольчик, вызвав горничную, и послала ее за сыном.
Тот спустился через пару минут, оторвавшись от изучения наиболее трудных для усвоения неправильных латинских глаголов, явно обрадованный такой передышкой. Он охотно прошел с Кэролайн в библиотеку и заинтересованно взглянул на нее. Пусть даже она заведет разговор на скучную или прозаичную тему, все равно это будет лучше дурацких латинских глаголов прошедшего времени, которые ему вряд ли вообще придется использовать в жизни. Молодому человеку множество раз объясняли, что пользу ему принесут не практические ценности, а тренировка и дисциплина ума, но он оставался при своем мнении.
– Я слушаю вас, миссис Филдинг, – вежливо произнес он.
– Пожалуйста, присядьте, Льюис, – ответила гостья, сама устраиваясь в потертом кожаном кресле перед камином. – Очень любезно с вашей стороны, что вы согласились уделить мне время. Я не просила бы вас прерваться, если б не считала один вопрос исключительно важным.
– Конечно, миссис Филдинг. – Маршан-младший сел напротив нее. – Все, чем могу…
Кэролайн вдруг захотелось, чтобы, кроме дочерей, у нее были и сыновья. Она не сталкивалась в жизни с шестнадцатилетними юношами – лишь в детстве общалась со старшими братьями, но их подростковые интересы представляли для нее непостижимую тайну. Однако отступать было некуда, разве что она полностью провалится… пойдя на поводу собственной робости. Она едва ли могла послать сюда Питта для такого разговора, хотя он наверняка справился бы с ним легче. Правда, он ведь не слышал замечания Льюиса насчет Офелии и не видел презрения в его глазах.
Ей надо было как-то продолжить разговор, причем выразиться достаточно откровенно, чтобы не допустить никакого недопонимания, и постараться также уберечь молодого собеседника от излишнего смущения. Ей вовсе не хотелось унижать его, да это было и не нужно. Так можно было вовсе погубить поставленную цель. Глядя на серьезное юное и простодушное лицо, вежливое, но не особо заинтересованное, с еще не знавшими бритвы гладкими щеками, Кэролайн осознала, что не придумала, как ей тонко подойти к щекотливому вопросу.
– Льюис, я сообщила вашей матушке не всю правду, – призналась она. – Главное останется на ваше усмотрение. Дело, которое расследует мой зять, гораздо серьезнее… это убийство.
– Правда?
Молодой Маршан не выглядел потрясенным или встревоженным. В его голубых глазах сверкнул огонек интереса. Но, с другой стороны, он почти наверняка не имеет понятия, что в реальности может означать это слово. Он мог знать о фактах, но не о потерях: об ужасе, о порожденном убийством страхе, о чувстве всепроникающего порочного мрака…
– К сожалению, правда, – сказала женщина.
Юноша слегка расправил плечи и произнес, повысив голос:
– Чем же я могу помочь, миссис Филдинг?
Гостья испытала укол вины за то, что собиралась сделать, и тем не менее укрепилась в том, что должна уничтожить в нем опасную иллюзию, которая заполняла сейчас его наивную душу.
– Когда я заходила к вам несколько дней тому назад и мы с вами разговаривали, вы сделали одно замечание, благодаря которому я пришла к выводу, что вы можете знать кое-что полезное, – сказала она.
Льюис кивнул, показывая, что слушает.
– И чтобы оживить вашу память, – продолжила миссис Филдинг, – мне необходимо рассказать вам кое-что о том преступлении… нечто такое, что не известно никому, кроме полиции и того человека, который совершил убийство… и меня, разумеется, поскольку мне рассказал об этом расследующий дело полицейский. Это конфиденциально, вы понимаете?
Молодой человек снова кивнул, на этот раз более пылко.
– Да, да, конечно, понимаю. Я никому не скажу, клянусь!
– Спасибо. Боюсь, дело крайне трагично…
– Всё в порядке! – успокоил собеседницу младший Маршан, глубоко вздохнув и застыв в напряженной позе. – Прошу вас, не волнуйтесь за меня.
Ей хотелось ободряюще улыбнуться, но он легко мог неверно истолковать ее улыбку. В столь юном и безрассудном возрасте…
– Убитого мужчину ударили по голове, – серьезно произнесла женщина, наблюдая за юношей, – потом нарядили в зеленое бархатное платье… женское платье… – Она заметила, как Льюис вздрогнул и как взгляд его стал недоумевающим. – …Положили его в лодку с плоским дном, плоскодонку, а его запястья и лодыжки приковали к бортам лодки.
Кровь отлила от побелевшего лица юноши. Стало слышно его прерывистое дыхание.
– А по его телу разбросали цветы, – закончила Кэролайн, – и лишь его колени были приподняты и разведены в карикатурном подражании наслаждению.
Продолжения не потребовалось. С мучительной очевидностью пунцовые щеки Маршана и жгучее страдание в его глазах показали, что парень видел эту фотографию и она навеки запечатлелась в его памяти.
– Где вы видели ее, Льюис? – мягко спросила Филдинг. – Мне необходимо это узнать. Я уверена, вы понимаете, что убийца тоже видел ее, а подобную картинку не так-то просто найти.
Юноша судорожно сглотнул, и его шея дернулась.
– По-моему, вам это известно, – продолжила женщина. – Позу натурщицы для той открытки выбрали с особой тщательностью. На самом деле женщины так себя не ведут – эта извращенная композиция предназначена для больных людей, которым доставляет наслаждение причинять боль другим… – Она заметила, как скривился ее собеседник, но не замолчала. – Есть люди, чья страсть переросла в болезнь; они не способны испытать удовлетворение теми способами, какие устраивают большинство из нас, и поэтому совершают жестокие и ужасные действия, невзирая на то, как страдают из-за этого любящие их партнеры.