46. Друзья жидовского народа. В утреннем заседании Гос. Думы 5 июня 1912 года голосовался выходом в двери вопрос: давать ли «рожденным в иудействе» право пользоваться 25 казенными стипендиями, вновь учреждаемыми на медицинских факультетах Императорских университетов? Эти стипендии предназначаются для подготовки врачей на службу переселенческому ведомству в Сибири. Как известно, Сибирь лежит вне черты оседлости и, казалось бы, уже одно это делает вопрос бесспорным. Однако, иудеи не были бы иудеями, если бы не выказали стремления расползтись на казенный счет по Сибири и там, врачуя переселенцев, агитировать между ними против ненавистной «избранному народу» правительственной переселенческой политики.
В третьей Гос. Думе так много людей, находящихся у кагала в кабале, частью материально, частью духовно, что и указанное поползновение евреев едва не удалось, при подсчете на глаз, голоса разделились поровну. Потребовалась поверка голосования в двери. Против сынов Иуды оказалось 104 голоса, за – 88, при 5 воздержавшихся. На этот раз неприкрытая наглость еврейства еще не достигла цели.
Русским людям небезынтересно, наверно, узнать, кто же именно в Гос. Думе держит руку жидам и решает, во вред народу России острый, наболевший еврейский вопрос, вопрос, как известно, не только наш русский, вопрос всемирный. Мы приведем имена тех, кто частью с краской стыда на лице и бегающими глазами, частью убежденно, плечо о плечо с Нисселовичем, тянутся в левые двери.
Во-первых, все, без исключения, трудовики и социал-демократы. Между ними много фабричных и ремесленников. Они так возлюбили своих жидков-хозяев фабрик и мастерских, что, понятно, всей душой рады голосовать в их пользу. Поляки и мусульмане, увы, взяли также сторону иудеев. Ну, а это что?.. Неужели православные священники? Батюшки, вы не туда, вы заблудились! хочется сказать им, не взглянув им в лицо, останавливаешься.
Они идут уверенно, с тем развязным смехом, который можно наблюдать у людей, ничем не удивляющихся.
Сендерко, Исполатов, Титов. Три духовных отца, но как-то неловко назвать их отцами…
Бежит Лерхе. Ему, видимо, не по себе. Глаза быстро-быстро мечутся по сторонам. С ним еще октябристы: воронежец Ковалевский, черниговский дворянин (даже уездный предводитель дворянства) Глебов, самарец Жданов, зетляндский немец Бенеке, казанский уездный предводитель дворянства Баратынский, рязанский дворянин Еропкин, а за ними таврический евангелист Захаров 1-й, черниговский дворянин Клименко, херсонский немец Люц, товарищ председателя Государственной Думы, казанский профессор Капустин. Всех же таких друзей жидовского народа оказалось 88 человек. Нечего и добавлять, разумеется, что кадэки in corpore были здесь же.
Немало удивлялись многие, когда в числе жидолюбов увидели калужского крестьянина Кузовкова, марширующего в одни двери с Гулькиным. Витебский Амосенок не последовал за ними, а воздержался от голосования.
«Отметьте, – многозначительно шинели своим соплеменникам жидки, проходя мимо ложи журналистов, – что Родзянко пошел против нас! И Звегинцев тоже!..»
Но жидкам-журналистам напоминать не нужно. Кому предназначен херем, тому он уж будет объявлен!..
47. Прожженная совесть. Загадочная смерть мальчика Жени Чеберяка, который, по-видимому, многое знал об убийстве его товарища Андрюши Ющинского, сразу заставила правую печать подозревать, что устранили нежелаемого свидетеля именно те жиды, которые направили сначала следствие на неправильный путь и успели ускользнуть от преследования.
Левая печать, руководимая, конечно, жидами, подняла тогда, в августе 1911 года, страшный шум, высмеивая самым нахальным образом русских людей, которым-де всюду мерещатся преступления, и которые простую дизентерию, от которой якобы умер Чеберяк, принимают за симптом отравления. Жиды доказывали, что самое точное врачебное наблюдение и посмертное исследование безусловно установили естественную смерть Жени Чеберяка.
Теперь выплывает на защиту жидов новое фантастическое хитросплетение Бразуль-Брушковского, и те же жиды с невероятным бесстыдством сами начинают распинаться именно за то, что Чеберяк был действительно отравлен.
Как передает «Киевская Мысль», 5 августа Женя Чеберяк был доставлен в Александровскую больницу с сильными болями в желудке. Бактериологического исследования произведено не было, а по внешним признакам врачи причислили больного к дизентерийным. К общему удивлению врачей уже 8 августа совсем еще больной мальчик был взят матерью домой, где на следующий же день и умер.
По словам Бразуль-Брушковского, судебный следователь Фенеко, узнав о болезни важного свидетеля, командировал для допроса на квартиру Чеберяк полицейского надзирателя и агента сыскной полиции. Но Чеберяк-мать ни на одну минуту не отходила от мальчика и запретила ему разговаривать. Когда же агент, улучив минуту, заговорил было с Женей, то мать набросилась на агента с ножом в руках. Впоследствии, – по фантазии Бразуль-Брушковского, – мать Чеберяка сама жаловалась ему на то, что ее мальчика отравил один из членов разбойничьей шайки, которого и назвала…
Несостоятельность измышлений новоявленного заступника жидов достаточно уже выяснена, а неправдоподобность как мотивов, так и самой обстановки убийства Ющинского, по версии жида Брушковского, бросается в глаза. Характерно же в теперешних его добавлениях именно то, что факт отравления Жени Чеберяка, так упорно отрицавшийся жидами, теперь уже признается ими, только в освещении, выгодном для кагала.
Разумеется, вся газетно-жидовская свора во главе с «Речью», подхватывает новую версию «добровольца-Пинкертона», забывая, что с таким же усердием доказывала ранее естественность смерти рокового для жидов свидетеля. Такая гибкость прожженной Талмудической совести едва ли успеет, однако, втереть очки снявшей свою повязку Фемиде, видимо, уже разобравшейся в деле Бейлиса и его удравших единоверцев…
48. Синедрион. В Киеве, как известно, состоялся недавно съезд влиятельнейших представителей иудейства всею Юго-Западного края, и на этом съезде инициаторы его доказывали, что для Израиля продолжать поддержку оппозиции крайне опасно и, может быть, гибельно. Значит, сынам иуды надо перестать раздражать русский народ. Устроители съезда настаивали на необходимости для русского иудейства принять такую линию поведения, основными моментами которой было бы доказательство верности, твердой лояльности евреев по отношению к Верховной монархической власти и примирение с умеренными элементами русского общества.
В силу этих соображений устроители съезда предлагали организовать иудейскую умеренную партию – «конституционно-монархическую», которая должна совершенно отмежеваться от кадэкской партии и в своих desiderata ограничиться на первое время снятием черты оседлости. Предложение устроителей съезда было, тем не менее, отклонено и на предстоящих выборах большинство иудеев опять пойдет рука об руку с кадэками. Но среди умеренного меньшинства абсентеизм еще более усилится. Представители того мирного меньшинства евреев говорят: «если мы могли провести в Государственную Думу евреев, которые в Таврическом дворце умело и корректно отстаивали интересы еврейства, тогда стоило бы поработать; а выбирать кадэков для нас нет ровно никакого смысла». Другие евреи идут еще дальше и утверждают: «при старом режиме нам жилось лучше и правительство было мягче и снисходительнее по отношению к нам, и среди населения мы не встречали таком вражды, как теперь». Евреи, подобно финляндцам и полякам, за время существования 3-ей Думы поняли, что молодое русское народное представительство, за которым стоит вся национально-патриотическая Россия, гораздо тверже в отстаивании русских интересов, чем прежняя бюрократия, безнациональная, вырождающаяся… («Земщина»).