Пытаться обмануть смерть – все равно что пробовать обмануть время. Смерть – любая, даже если она приходит раньше срока, – порождена временем. Это уж Странник знал точно. Сколько раз он сам пробовал обмануть время, пока не понял всю тщетность таких попыток. Скорее всего эти игры были просто ребячеством, юношеским испытанием собственных сил. Но это было давно.

Давно, недавно – Странник всегда улыбался, когда произносил или слышал эти слова. Для него они не имели никакого смысла. «Недавно» превращается в «давно» с той же неумолимой предопределенностью, с какой день переходит в ночь, сегодня – в завтра. Важна только последовательность, в которой происходят события.

Странник видел все, начиная с рождения Мира. Он не стремился запоминать даты. Зачастую от того или иного события, изменившего ход мировой истории, у него в памяти оставался всего лишь один яркий образ: взмах руки, тень на стене, чей-то разорванный криком рот, слово, произнесенное в толпе. Но даже так, пропуская мир сквозь свои ощущения, как через крупное сито, вылавливая только то, что просто невозможно упустить, Странник чувствовал, как его память превращается в огромную бездонную могилу, в которую пласт за пластом ложатся миллионы жизней.

Он знал, что переживет всех, всех до последнего в этом Мире. Нет – до предпоследнего, потому что последним будет он сам. И что произойдет тогда? Где закончится и закончится ли когда-нибудь его путь? Есть ли конец у того, что не имело начала?

Стремясь найти ответ, Странник ускорял свой шаг по Дороге Времени. Это было единственное, что он мог сделать. Он шел все быстрее, а ему казалось, что и картина Мира вокруг него тоже ускоряет свой бег. Люди дергали руками и ногами, как марионетки в руках сумасшедшего кукольника, механизмы давились выплевываемыми клубами дыма и пара и взрывались, не выдерживая напряжения, война превращалась в одну нестерпимо яркую вспышку, проглатывающую целую страну. И не было этому конца.

Странник бежал, и мимо него проносился яркий цветной ковер с бессмысленным, неразборчивым узором. И когда все краски на нем слились в один серый цвет, когда прекратилось раздражающее мелькание света и тьмы, Странник понял, что ему никогда не достичь конца Дороги Времени. У него оставался последний шанс попытаться найти ответы на мучающие его вопросы – он должен был вернуться к началу.

Странник остановился. И в тот же миг что-то с силой толкнуло его в спину так, что ему пришлось сделать несколько шагов вперед, чтобы устоять на ногах. Он снова остановился, и вновь повторился толчок. На этот раз толчок не был неожиданностью, и Странник устоял на месте. Но сила, давившая ему в спину, становилась все сильнее – время влекло Странника за собой помимо его воли. Чтобы ослабить все возрастающий напор времени, Странник сначала опустился на четвереньки, потом лег на Дорогу плашмя. И все равно всей поверхностью своего вжавшегося в дорогу тела Странник чувствовал, как время медленно, но все так же неумолимо тащит его за собой.

Оттолкнувшись локтями, Странник развернулся лицом назад и поднялся на ноги. Страшный удар в грудь, от которого оборвалось дыхание, опрокинул его на спину. Но он снова поднялся и, по-бычьи выставив голову перед собой, сделал шаг назад.

Оказалось, что до начала пути было не так уж далеко, всего лишь один шаг. И, сделав его, Странник наконец понял, кем он был. Но последняя мысль его потонула в неудержимом водовороте времени.

Страннику показалось, что тело его взорвалось, но на самом деле время, замкнувшись в кольцо, свернулось вокруг него в невероятно тугую спираль, сжимавшуюся все туже и плотнее до тех пор, пока не превратилась в ничто.

Невозможно было понять, как долго это длилось, поскольку времени не существовало. Следовательно, можно сказать, что в тот же самый миг в месте, где исчезли Странник и время, родился, разлился и затопил все вокруг новый временной поток.

И снова была Дорога Времени.

И опять по ней шел Странник, ищущий ответы на еще не заданные вопросы».

Внимательно выслушав предложенную дедом историю, Антип незамедлительно высказал собственное мнение по данному вопросу:

– Если время замкнуто в кольцо, то само существование мира теряет всякий смысл. Потому что в таком случае оно превращается в бесконечное повторение одних и тех же событий.

– Верно, – согласился с таким выводом старик. – Мы говорим о бесконечности времени только потому, что не знаем того момента, когда оно возникло, и не можем даже представить себе, что наступит момент, когда времени не станет.

– Разве мир не прекратит свое существование в тот момент, когда время остановится? – спросил Антип.

– Мы этого никогда не узнаем, – улыбнувшись, покачал головой старик. – Потому что все мы застынем в той точке, где остановится время.

– И как долго это будет продолжаться?

– До тех пор, пока время не возродится вновь, – ответил дед.

Подождав немного и не услышав от Антипа никаких возражений или замечаний, дед поднялся из-за стола, сходил на кухню и вернулся с кружками и чайником.

– Давай-ка чайку попьем, – предложил он Антипу.

– Странно все это, – не глядя на деда, задумчиво покачал головой Антип.

– Что именно? – спросил дед, на лице которого появилось выражение легкой озабоченности.

– То, что мы сидим здесь, в доме, заметенном снегом, и рассуждаем о конце времени так, словно нам суждено до него дожить, – ответил Антип. И, снова качнув головой, добавил: – Чудно.

Дед усмехнулся в бороду и не спеша разлил чай по кружкам. Пододвинув Антипу его кружку, дед кинул в свою пару кусков сахара и помешал чай черенком вилки. Сделав глоток, он удовлетворенно прищурился и снова посмотрел на Антипа.

– Тем и велик человек, – негромко произнес он, – что способен размышлять о том, чего ему никогда не суждено не только увидеть, но даже просто познать.

– Никогда? – так же тихо спросил Антип.

– Никогда, – ответил старик. И, улыбнувшись, добавил: – Но, может быть, это и к лучшему. Ибо, как любил говаривать один мой старый приятель, во многой мудрости много печали.

Глава 7

Среди ночи Антипа разбудили странные звуки, доносившиеся с улицы, откуда-то из-под заметенной снегом крыши дома. Это был нескончаемо протяжный нечеловеческий вой, переплетающийся с завываниями ветра в печной трубе. Временами в диком вое слышались то истошные крики диких гусей, то пронзительный волчий вой, то плач всеми забытого ребенка. Звуки были настолько жуткими, что Антип выбрался из-под одеяла. Нашарив в темноте лежавшие на столе огненные палочки, Антип потер их одну о другую и высек искру, от которой загорелся фитиль свечного огарка.

Сидя со свечой в руке на краю кровати, Антип замер и прислушался. Ему показалось, что из сеней, куда выходила дверь его каморки, доносятся тихие шаркающие шаги и едва слышное невнятное бормотание. Антип неслышно поднялся с постели, взял в свободную руку нож и осторожно приоткрыл дверь.