Хорн пару раз стукнул фонариком о ладонь, и он снова загорелся. Освещая путь, Волчатник первым вышел в узкий коридор, находившийся по другую сторону открывшегося прохода. Следом за ним двинулись Антип и Волк. Чуть поотстав от остальных, Брандл дернул Луконю за подол рубашки.
– Слушай, – негромко сказал он. – А когда это ты успел сделать запасы? Ты ведь не знал заранее, что мы сюда направимся.
– Я не знал, а Морок, должно быть, догадывался, – таинственным полушепотом ответил лепрехуну бес. – Это он доставил сюда припасы. Только просил никому об этом не говорить. Но на тебя-то, я надеюсь, можно положиться?
Сделав многозначительное лицо, Брандл жестом заверил Луконю, что тайна эта навсегда останется похороненной в его душе. По большому счету, ему было абсолютно безразлично, кто доставил в пирамиду припасы. Лепрехун проявлял некоторое беспокойство по одной простой причине: он сомневался, известен ли Мороку его любимый сорт табака.
Наверное, Луконя не грешил против истины, называя гробницу Диджера Четвертого идеальным убежищем. Какие бы усилия ни прилагал Гудри-хан для поисков беглецов, вряд ли ему самому или кому-либо из его советников могло прийти в голову, что искать их следовало под каменной громадой, достигающей ста семидесяти пяти метров в высоту. Скорее всего и Хорн был прав, считая, что им следует провести в пирамиде не менее десяти дней – за этот срок даже наиболее рьяные прислужники Гудри-хана должны были отказаться от дальнейших активных поисков Волчатника и его сообщника, уверовав в то, что, вопреки предпринятым чрезвычайным мерам, им каким-то образом удалось покинуть пределы Подлунной Империи.
Десять дней – так десять дней: ни у кого на сей счет не было никаких возражений. И это несмотря на то что гробница фараона, помимо всего прочего, была еще и самым скучным местом во всем Бескрайнем мире. Впрочем, свое мнение каждый держал при себе. Точно так же, как каждый сам старался придумать для себя какое-нибудь занятие, чтобы как-то скоротать уйму свободного времени.
Проще всех решил эту проблему Брандл. Лепрехун притащил из сокровищницы фараона старый полуистлевший ковер и постелил его на полу в уголке камеры, которую путешественники выбрали в качестве своего постоянного местопребывания по той простой причине, что древняя осветительная система, основанная на системе зеркал, здесь работала лучше, чем в других отсеках гробницы. Сидя на ковре, скрестив ноги, лепрехун целыми днями, дымя трубкой, которую не выпускал изо рта даже во сне, подшивал маленький, аккуратный синий башмачок из мягкой замши. Как оказалось, все это время башмачок находился у него в кармане вместе с шилом, мотком дратвы и небольшим сапожным ножом. Тем, кто наблюдал за его работой, казалось, что башмачок давно уже готов, но Брандл вечно был чем-то недоволен. Глядя на него, можно было подумать, что во всем свете не существует более важного занятия, чем придание этому и без того безупречному башмаку идеальной законченной формы.
На второй день пребывания в гробнице, освоившись с непривычной обстановкой, Антип вооружился удивительным фонариком, включающимся простым нажатием маленькой черной кнопки на его цилиндрическом корпусе, который одолжил ему Хорн, и на пару с Луконей обошел все комнаты последнего пристанища Диджера Четвертого. Всего их было пять: усыпальница фараона, сокровищница, две камеры с древними письменами на стенах и нишами, заполненными столь необходимыми покойному вещами, и, наконец, пятая камера квадратной формы, в которой не было абсолютно ничего, кроме бесконечных надписей, покрывавших не только ее стены, но даже потолок и пол. Назначение этой камеры Луконя не смог объяснить Антипу. Или же не захотел, что тоже было вполне вероятно.
Сама по себе идея хоронить мумифицированный труп в гробнице, спрятанной под циклопическим сооружением, в строительство которого были вложены немыслимые силы и средства, представлялась Антипу в высшей степени глупой. Возможно, именно поэтому и сама гробница не вызвала у него особого интереса. Все здесь было невероятно старым и ветхим. Некоторые предметы рассыпались, превращаясь в пыль, стоило только до них дотронуться. Даже каменные плиты, которыми были выложены стены гробницы, покрывали щербины и трещины. От всего, что видел Антип, веяло не просто стариной и древностью, а тленом и прахом. Казалось, в этой застоявшейся атмосфере, воздухом которой дышали еще рабы Второй эпохи, все, будь то вещь или живое существо, медленно, но неумолимо превращалось в ничто.
Завершив осмотр гробницы, Антип окончательно заскучал.
Как-то он спросил у Хорна, сколько лет требуется для того, чтобы овладеть всеми знаниями, которые известны людям, на что Волчатник, усмехнувшись, ответил, что тот, кто хочет знать все, не прекращает учиться всю свою жизнь.
Подобная перспектива вовсе не показалась Антипу настолько уж привлекательной, чтобы отказаться ради нее от всего остального, что могла подарить человеку жизнь.
– А что, если использовать для этого колдовство? – спросил он.
Хорн снова усмехнулся.
– С помощью того, что ты называешь колдовством, можно за достаточно короткий срок загнать в голову человека колоссальный объем информации, – ответил он. – Но на то, чтобы он научился пользоваться всеми этими знаниями, ему не хватит и жизни. Это все равно, как если бы ты взялся читать толстенную книгу, при написании которой были использованы не менее сотни языков. Причем слова на разных языках следовали бы друг за другом вперемежку, без какой-либо определенной системы. Для того чтобы прочитать эту книгу или хотя бы просто понять, о чем в ней идет речь, тебе мало того, что пришлось бы сначала овладеть всеми использованными в ней языками, но еще и нужно было бы выяснять каждый раз, к какому из языков принадлежит то или иное слово. Как ты думаешь, тебе хватило бы жизни на то, чтобы освоить эту книгу?
Антип скептически усмехнулся.
– В таком случае к чему все это?
– Что именно? – не понял его Хорн.
– Стремление к знаниям, которые невозможно постичь в полном объеме?
Хорн озадаченно провел пальцами по шраму на щеке.
– Честно признаться, не знаю, – сказал он. – Но похоже на то, что человек просто не может жить без стремления к чему-то недостижимому. Это не обязательно должны быть знания – цель у каждого может быть своя, но она непременно должна находиться за пределами той области, которая лежит в границах досягаемости.
Похоже, Луконя полностью разделял мнение Хорна по данному вопросу. Бес и Волчатник могли часами сидеть в углу камеры, обсуждая что-нибудь такое, до чего другим не было абсолютно никакого дела. Например, проблему расширяющейся Вселенной. Если их послушать, то можно было решить, что звезды постоянно с огромной скоростью удаляются друг от друга, а ведь для того, чтобы убедиться в обратном, достаточно было просто ночью взглянуть на небо. А в другой раз они заспорили о том, что было, когда Вселенной еще не было. Луконя утверждал, что ничего и не могло быть, поскольку в тот момент не существовало даже времени. Хорн же придерживался мнения, что Вселенная была всегда, только она постоянно видоизменялась, то расширяясь до непостижимо огромных размеров, то сжимаясь в бесконечно малую точку, из которой затем рождалась новая Вселенная.