Разумеется, «Ульфдалиру» пришлось опять зарифить половину парусов, чтобы не отрываться от собственного капитана.
Несмотря на бледность, норвежец рвался в драку, разве что не тянул пока топор из — за пояса.
— Боя не будет, — повторила Марина, уже только для него.
Торвальд оглянулся на преследующий их огненный призрак, поиграл желваками.
— А что будет, Морган? Мы плетемся как брюхатые черепахи!
Марина пожала плечами, тоже глянула на «Ласточку» — все еще далеко, кабельтовых в семи, — потом вверх, на собственные парус, и вниз, на собравшихся на палубе матросов.
— Для начала узнаем, чего хочет дон Альварес.
Торвальд резко и хрипло рассмеялся, хлопнул себя по бедру.
— Да ты шутник, Морган! Чего может хотеть испанец, кроме как пустить нас ко дну? Почему ты не отдашь приказ поднять паруса, если не собираешься драться? Мы уйдем — мы быстрее.
— Ты ошибаешься, Торвальд. Мы не удираем, потому что это бесполезно. Хочешь проверить?
Норвежец кивнул. О да, он очень хотел проверить. Марина — тоже. Плестись, когда тебя догоняет огненная смерть, хуже самой смерти. Она никогда не была трусливой и не умирала по тысяче раз, но она никогда и не встречалась с таким… с таким же, как она сама. Впервые — с равным противником.
Ну что ж, раз уж сегодня день сумасшедшего риска, пойдем до конца. Если Тоньо не собирается брать долг за оскорбление кровью, он не потопит «Розу Кардиффа» за то, что она сейчас сделает. А если собирается — то уже безразлично, как и когда это произойдет. Шанс избавиться от пороха они уже упустили, их слишком хорошо видно с «Ласточки».
— Нед, вели поднять все паруса.
Целых несколько минут, пока суетились матросы, расправлялись паруса и «Роза Кардиффа» набирала ход, ничего не происходило. А потом…
Потом паруса загорелись.
Разом.
Вспыхнули, словно соломенная крыша старого дома в Тафе, словно поднесенное к свече любовное письмо.
«Роза Кардиффа» закричала: сотней матросских голосов, полных ужаса перед адовым пламенем над головой. Отважный норвежец, и тот упал на одно колено, прикрывая голову руками. Марина сама чуть было не прыгнула за борт, но…
Но она знала: если бы Тоньо хотел утопить «Розу Кардиффа», он бы поджег не паруса. И этот огонь… где он, этот огонь? Ни треска, ни жара, только ослепительный свет.
Она отняла дудку у Неда, который мелко крестился, подняв голову к пылающему небу, и дунула. И еще раз.
«Свистать всех наверх!» — разнеслось над мечущимися в панике матросами.
— Убрать паруса, вы, трусливые медузы! Нет никакого пожара, это морок!
Кто-то из команды пришел в себя, увидел спокойного капитана — и бросился выполнять приказ. Кто-то по-прежнему выл от страха и пытался тушить наваждение ведрами с водой. А несколько человек уже барахтались за бортом.
— За дело, дьявол вас разрази! Трусы! Я сам вам головы поотрываю! — поддержал ее Нед, скатился с мостика на палубу и стал раздавать пинки направо и налево: это отлично помогало матросам вернуться из ада на грешную землю.
А Марина поймала себя на том, что восхищается. Вот он, достойный соперник. В его руках страх — такое же грозное оружие, как и в ее. Если б еще не ошибиться…
Но кто не рискует, тот…
«Не идет на корм крабам, — яростно прошипел сэр Генри Морган. — Ты дура. Ты упустила шанс разделаться с колдуном. Теперь расплачиваться будет вся команда и мой побратим. Дура!»
«Молчать!» — рявкнула на него Марина, как на взбунтовавшегося вдруг матроса.
Поймала взгляд Торвальда, махнула рукой Неду.
— В мою каюту, быстро! — и Смолли, так и не покинувшему штурвал: — Ложись в дрейф, спрашивай испанца, что ему надо, обещай все что угодно и тяни время.
— Слушаюсь, мой капитан!
В своей каюте Марина первым делом ткнула Торвальда пальцем в грудь.
— Ты все еще хочешь мою удачу?
Норвежец уверено кивнул.
Вот упорный! Им грозит смерть, а он все еще верит в удачу Генри Моргана. Что ж. Такая вера должна быть вознаграждена.
Марина вытащила у Неда из — за пояса нож и порезала ладонь, чтобы выступила кровь. Протянула ее, сложенную лодочкой, Торвальду. Он, не дожидаясь приглашения, сделал то же самое — и обменялся с ней рукопожатием.
— Брат мой Торвальд, я дарю тебе мое имя и мой корабль. Отныне ты — гроза морей, дитя волн сэр Генри Морган. И да пребудет с тобой море!
И не расхохоталась, глядя на ошарашенное лицо норвежца, только из уважения к моменту. Хотя смеяться хотелось, уж очень растерянно хлопал ресницами Торвальд, на зависть любой девице!
— Капитан? — недоуменно прогудел Нед.
Марина все же усмехнулась. Хлопнула его по плечу.
— Я знаю, что делаю, Нед. Ты ведь не думаешь, что я позволю кому-нибудь утопить мой корабль?
В эту ночь Тоньо больше не спал. До рассвета оставался час, не больше, шторм утих, и где-то совсем близко кричали морские котики, оплакивая души погибших моряков.
Не его душу и не душу Марины. Сегодня никто из них не погибнет. Тоньо пока не придумал, как убедить «Розу Кардиффа» сдаться без боя, но точно знал — у него все получится. Потому что Марина нужна ему. Не месть, не исполненная клятва — все это тлен и суета сует. Ему нужна его фата Моргана, и он ее получит.
Альба он, в конце-то концов, или неудачник сродни дону Хосе Мария Родригесу?
И море, и ветер были с ним согласны. Они несли «Ласточку» быстрее, чем летела бы птица, и перед самым рассветом, когда небо только начинает неуловимо бледнеть, впереди показался «Росарио». Уже потрепанный бурей, но все еще на плаву.
Господи, храни его от бурь, как я храню от пиратов!
Но где же сами пираты?
Еще с четверть часа Тоньо стоял на носу, вглядываясь в рассветный сумрак и выискивая на горизонте черные силуэты парусов.
Они возникли неожиданно, два пиратских корабля: английский бриг и испанская шхуна. Что было странно, они даже не пытались напасть на «Росарио», а, казалось, уходили к восточной оконечности Кубы. Или к острову Тортуга. Но груз золота на практически беспомощном галеоне они не тронули! Значит ли это, что Марина не хочет воевать с ним? Но тогда почему она уходит?
От всех этих странностей и почти бессонной ночи у Тоньо разболелась голова.
Все шло не так. Не так, как хотелось, не так, как он опасался. Словно Марина тоже не знала, что ей делать.
Наверное, головная боль подсказала самое простое решение: надо ей показать, что он здесь и тоже не хочет воевать. Так показать, чтобы она поняла его.