Когда я вышел утром на палубу, над океаном тяжело подымалось штормовое розовое солнце. Оно было подобно райским видениям, вокруг всё пространство сияло утомительной тишиной. Ни одной живой души, даже альбатросов нет. Где я? На земле или в другом мире? Мне тяжело разобраться, я потерял всё – и время, и себя – в этом, словно церковном молчании, мире. Меня одолевают сомнения.
С каждой милей, с каждым днём я и моя лодка приближаемся к мысу Горн. Я его видел пять лет назад, хочу ещё один раз взглянуть на него. Это моя мечта. Назойливая мысль всё время: может, это в последний раз ты идёшь к мысу Горн, в Южном океане будут ли ещё у тебя кругосветные плавания?
В этом плавании я мало пишу в своём дневнике о своих познаниях и о том, что чувствую в одиночестве среди океана. Кто будет читать мои дневники? Я не знаю. В большинстве своём люди неспособны понять те взгляды на жизнь, которые сами не прочувствовали.
Гераклит говорил, что человек не может дважды войти в одну и ту же реку. Эпихарм считал, что если кто-то когда-то занял деньги, то он не должен возвращать их в настоящее время, и что тот, кто был приглашён к обеду вчера, сегодня приходит уже не приглашённым, так как люди уже не те.
Когда смотришь подолгу на небо и океан одновременно, то лишаешься чувства масштаба. Невозможно определить, где океан сливается с небом, где вода переходит в воздух, и тогда отрешаешься от сознания своей человеческой величественности и значительности, и, словно в смертный миг, твоё сознание переходит в другое измерение и другую систему, и ты становишься микроскопическим существом и можешь видеть микробы, молекулы и далёкие звезды. И для тебя уже нет земных горизонтов и той воды, по которой плывёт твоя яхта. И тогда я понимаю, почему я путешествую! В моей душе скопилось слишком много сострадания. Почему я всё чаще задумываюсь, зачем я принял сан священника? Чтобы быть милосердным по отношению к другим обездоленным людям. Здесь, в одиноком океане, ты чувствуешь, что ты соприкасаешься с Богом, даже когда ты не заслуживаешь Его милости.
Когда я был ещё маленьким, уже брал отцовскую вёсельную лодку и сам выходил в море. Однажды погода стояла не очень благоприятная для выхода в море. Был большой прибой, я не смог выгрести на вёслах через прибойную волну, и меня перевернуло, то есть лодку, в которой я находился, и выбросило на берег. Благо, у нас на Азовском море берег песчаный. Мой отец увидел это и подошёл ко мне. Я испугался, думал, что он будет меня ругать. А он тихо сказал мне: «Федька, не рискуй без надобности». С тех пор эти слова стали моим девизом.
Поднятие парусов всегда волнует меня, как будто к ним прикасается сам Бог, когда ветер надувает их. В этом есть что-то священное.
Мне грех жаловаться на жизнь, я целый день вижу чистый горизонт, высокое небо, беспокойный океан. Я занят целый день тем, что перевожу глаза то с неба на океан, то с океана на небо.
Я хочу видеть в своём сыне Николае пылкость и благородство, а у своей жены Иринушки – сияющие счастливые глаза. Почему конец экспедиции так радостен? Потому что ты рад очутиться со всеми вместе. Вчера ты был один, и вот ты завершил своё одиночное плавание, и с тобой множество людей.
Финиш, победы, экспедиции – пища одного дня. Ты выжил и добился успеха, теперь можно только пожинать его плоды, но это не значит, что с этим надо жить.
Когда ты посадил кедр, нужен век – целых сто лет. Богато сердце сажающего дерево. Сажая дерево в своей жизни, ты оставляешь память своим потомкам. Ты счастлив: оставил след на земле, но для себя не сделал никакого богатства.
Мне дан слёзный дар: когда я вижу в океане восход или закат солнца, у меня начинают обильно слезиться глаза, а в ушах слышу звуки пения псалмов. Вот уже сколько я видел в своей жизни восходов и закатов, но не перестаю удивляться, что нет двух одинаковых рассветов и закатов тоже, как всё мудро и целесообразно устроено в мире – от капли воды в океане до небесных светил. В такие минуты мысли мои напоминают, что скоро настанет тот час, когда придётся предстать перед строгим судьёй.
Перебираю в памяти свои прегрешения. Помню, когда мы с Женей Виноградским подымались на Эверест, 13 мая 1992 года мы подошли к последнему, четвёртому, лагерю на высоте 8 тысяч метров. До вершины остался последний бросок. С вечера забрались в палатку и стали ожидать, когда стихнет ветер, чтобы в два часа ночи начать штурм вершины. Палатка наша «Салева» трещала от напора ураганного ветра. Мороз –50 °C. Кислорода не хватает. Спать невозможно, да и опасно – можно уснуть и не проснуться.
«Как ты думаешь, Фёдор, – спросил меня Женя, – позволит Господь Бог взойти на вершину и вернуться живыми или нет? Какие есть у нас грехи перед ним?»
И я, и он начали перебирать в памяти и друг другу рассказывать, как на исповеди перед священником. А когда наступило время выходить из палатки, Женя сказал: «Фёдор, много у нас накопилось грехов, и надо много молиться, чтобы замолить их. Но мы никого не убивали, никого не обворовывали, не жили ради выгоды, никого не предавали. Трудились по мере сил. Чаще спали в палатках, чем на мягкой постели, не занимались обжорством. Может, Он и пропустит нас и отсрочит наш приход к Нему ещё на некоторое время».
Трудиться надо до тех пор, пока тело радо отдыху. Молитва рождает рвение, а рвение приводит к молитве. Но если я изменюсь и больше не буду путешествовать и не буду двигаться, и ни к чему не буду стремиться, чем тогда я буду отличаться от умершего?
«Не собирайте себе сокровище на земле, где моль и ржа истребляют, и где воры подкапывают и крадут; но собирайте себе сокровище на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют, и где воры не подкапывают и не крадут; ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (От Матфея, гл. 6, стих 19).
Я вспоминаю случай, когда меня попросили пойти в тюрьму и исповедовать преступника, чьи руки ещё вчера обагряла кровь. Тюремщики позволили нам остаться один на один. Я вглядывался и слушал, но не в него и не его – он уже обречён на смерть – в непостижимое в человеке. Так я въяве увидел кровавое безумие человека, исповедующегося передо мной, и я стал молиться Господу.
Героем называют человека, который действует самоотверженно, но это определение неполно. Герой – тот, кто действует самоотверженно, неуклонно, сознательно и во имя общего блага.
Трудиться надо до тех пор, пока тело радо отдыху. Молитва рождает рвение, а рвение приводит к молитве.
Я как в пустыне отшельник. Здесь, в океане, полнее чувствуется одиночество. За всю свою долгую жизнь путешественника я убедился, что нет у путешественника злейшего врага, чем уныние. Одиночество есть особая мудрость.
Меня ждёт земля, но мне стало горько: «Господи, – воскликнул я, – Ты оставил меня, а я оставил людей!» И я задумался, что же меня в них так разочаровало? Ведь мне ничего, совсем ничего от них не нужно. Моя лодка не нужна, мои вёсла, стёртые об воды Тихого океана, тоже им не нужны. Мои новые путешествия не нужны. Мои картины в моей мастерской стоят годами и ждут, кто же их посмотрит. Мои яхты, на которых я преодолевал океанские просторы, стоят в портах, трутся бортами о грязные причалы.