– Верно говоришь. А других-то нет! Этот хоть оружие держать умеет.
– Ладно, валяй, объяви на сходе. Все равно народ на похороны соберется.
– Через неделю в город продналог везти надо, от бургомистра телефонировали уже.
– Налог – не моя проблема.
– Знаю, – махнул рукой староста, – только ведь обоз твои сопровождать будут. Человека три дать придется.
– Дам.
– Ну вот и ладненько. Поправляйся.
Мужичок перекрестил Сергея крестным знамением. Точно – из староверов, потому как крестил двумя пальцами, а не тремя. Перед уходом староста поднял со скамьи форменную тужурку Сергея, залитую кровью.
– Сильно зацепило. Я в первую германскую, в шестнадцатом годе, воевал, знаю. Отлежаться тебе немного да мясца.
– Отлежусь.
Староста ушел, а Сергей улегся в постель – надо было обдумать все. Плохо, что он не знает пофамильно всех полицаев. Пока знакомство со старостой прошло гладко, только старовер этот ему не понравился. Скользкий тип, глаза все время по избе бегают, высматривают что-то. И точно, стукач! При нем больше молчать надо.
Два дня Сергей безвылазно сидел в избе, изображая раненого. Раз в день к нему приходила санитарка Федоровна, еще раз был сельский староста.
Для Сергея переход от статуса дивизионного разведчика, когда вокруг свои товарищи, к статусу начальника полиции на оккупированной территории оказался слишком быстрым и резким. Его психика отказывалась верить в происшедшее, ему нужно было время для адаптации. Но Сергею удалось взять себя в руки, вернее, обстоятельства заставили его сделать это.
На похороны он не пошел: не настолько он лицедей, чтобы сказать проникновенную прощальную речь. Но староста объявил о записи в полицию, и утром Сергею необходимо было быть в здании полиции. Где оно располагалось, Сова нарисовал на схеме.
Утром Сергей собрался, побрился станком покойного Савченко. Хороший станок оказался, немецкий, брил чисто. В шкафу он также нашел чистую тужурку, которая оказалась ему немного свободновата.
Пока он отлеживался, обыскал всю избу. Нашел тайник с дойчемарками, а не оккупационными, там же было золотишко – кольца, цепочки, все явно награбленное. В карман положил связку ключей. Ни к одному замку в доме они не подходили, поэтому Сергей решил, что они от замков в отделе полиции, и оказался прав.
Он опоясался ремнем с пистолетом, оставил автомат в избе и неспешно направился по улице. Встречные ломали шапки и заискивающе раскланивались. Но были и другие, которые при виде его уходили во двор или переходили на другую сторону улицы. А один дедок, сидевший на лавочке, при виде его откровенно сплюнул.
Здание полиции располагалось на соседней улице – Сергей сразу опознал его. У входа стоял полицейский с винтовкой, над крыльцом полоскался немецкий флаг – красный, с белым кругом посередине, в центре которого была черная свастика.
При виде начальника полицейский встал по стойке «смирно».
Проходя к крыльцу, Сергей небрежно кивнул и бросил:
– Вольно. Исправно службу несешь, молодец.
В отделе никого не было, и Сергей сразу обошел всю бревенчатую избу.
В одной, самой большой, комнате был кабинет начальника. Из кабинета запертая на замок дверь вела в небольшую темную – без окон – комнатушку, превращенную в каптерку. Здесь было несколько комплектов полицейской формы, сапоги, оружие, патроны. Еще одна комната, угловая, тоже была без окон и с нарами. «Для арестованных», – догадался Сергей.
Была еще одна комната – со скамьями и столом посередине. Наверное, здесь находились полицейские, когда пребывали на службе.
Сергей открыл ключом ящики стола и обнаружил в них пачку аусвайсов. Бланки были незаполненные, но с оттиском печати. А еще там лежали бланки удостоверений сотрудников полиции.
На подоконнике стояла печатная машинка. Сергей не удержался и пробежал пальцем по клавишам – машинка была исправной.
В дверь раздался стук, и заглянул полицейский.
– Господин начальник, люди к вам. Говорят – служить желают.
– Вызывай поодиночке.
Первым зашел парень лет двадцати пяти – в армейских брюках и потрепанной гражданской рубашке.
– Здравия желаю!
– В самый раз. Что хотел?
– Разговор дошел – в полицию набираете.
– А ты кто таков будешь?
– Андрей Сорокин, у Куролесовых живу.
Сергей сразу вспомнил слова старосты о дезертире.
– Дезертир?
– Вроде так получается.
– Почему «вроде»?
– В окружение попал. Пробиться к своим – то есть к советским – не смогли, разбежались поодиночке.
– Оружие бросил?
– Никак нет, заховал.
– В полицию зачем идешь? Присягу ведь принимал!
– А где она, наша Красная Армия? Немцы у Москвы стоят, до Волги уже дошли.
Сергей сначала нахмурился, наорать захотел, но потом опомнился:
– Да, Советам конец! Еще одно усилие – и Сталинград падет. Тот, кто окажет посильную помощь германской армии, будет достойно вознагражден.
– Рад стараться, – вытянулся Андрей.
– Значит, так. Неси свою винтовку, зачислю.
Андрей обрадовался, сделал поворот через левое плечо и вышел. Эх, жалко парня! Обстоятельства сложились плохие, а ведь не чувствовал Сергей у парня гнилого нутра.
После Андрея по очереди зашли еще двое. Оба были уголовниками и сидели еще до войны.
– Меня немцы из тюрьмы в Бобруйске освободили, хочу Великой Германии служить, – заявил один. Во рту его поблескивала золотая фикса, руки были в наколках, вид блатной.
«Сука!» – подумал Сергей. Во взводе его штрафники были, бывшие воры, и воевали они неплохо. А этот под прикрытием полицейского помародерствовать хочет.
– Такие, как ты, Великой Германии не нужны. Увижу еще раз на своей земле – шлепну. Пшел вон!
Уголовник испуганно выскочил из кабинета.
Последним зашел парень, лицо которого показалось Сергею знакомым.
– Семенов я, – представился тот. – А знакомый у нас общий, Гладков, – и улыбнулся. Видимо, видел он Сергея в отряде. – Сова привет передал, – прошептал парень.
– В полиции служить хочешь? – громко спросил Сергей. Потом поднялся, тихонько подошел к двери и резко ее открыл. В коридоре никого не было, полицейский маячил на крыльце.
– Ладно, зачислен. Сейчас бумагу выпишу, диктуй фамилию.
Сергей достал бланк и ручкой вписал паспортные данные парня. Пока чернила сохли, достал из кармана ключи и открыл каптерку.