– О Марион!
Он вздрогнул, ощутив ласковое прикосновение ее рук – белых, с длинными пальчиками, которые казались такими же нетерпеливыми, как и его собственные. Каждое касание, словно огонь, жгло его плечи и спину. Девушка исследовала его тело, и жесты ее были неуверенными и неловкими. Она была неофитом в науке плотской любви, теперь он был в этом уверен. Однако это только радовало его, усиливало желание.
«Она моя! Только моя!» Его сердце билось с такой силой, что болело в груди и было трудно дышать. Дункан тихонько подтолкнул Марион к письменному столу, приподнял и усадил на столешницу. Бедра девушки сами собой раздвинулись, и он встал между ними. Пользуясь этим мгновением отсрочки, он окинул пламенным взглядом отдающееся его ласкам девичье тело и принялся развязывать шнурок корсажа.
В проникавшем в комнату через окно лунном свете кожа Марион казалась голубоватой. Боже, она была нежнее шелка! Великолепная сильфида, достойная того, чтобы Эрос воспел ее в своих стихах… Корсаж распахнулся, открывая его взгляду трепещущее полукружие груди, вздымавшейся и опускавшейся в бешеном ритме. Он потянул за ткань платья, и одна ее грудь, небольшая и круглая, обнажилась совсем. Маленький розовый сосок встал торчком. Он прикоснулся к нему пальцами. Сладостный звук сорвался с губ Марион, когда она закрыла глаза и запрокинула голову назад.
Все происходило слишком быстро. Нужно замедлить темп, насладиться, налюбоваться… но его тело, которое и так дожидалось слишком долго, хотело получить все и сразу. Он так мечтал об этом мгновении! Ценой огромного усилия он заставил себя сдержаться. Марион заслуживает большего. Ее нельзя пугать… Она должна получить удовольствие от того, что он с ней делает. Она должна захотеть еще, потребовать большего…
Он медленно приподнял ее юбку, выждал несколько секунд и провел рукой сначала по икре, а потом и по бедру. Один раз он уже получил отказ, второго он просто не переживет! Она обняла его ногой. Пальцы его замерли на округлой и упругой ягодице, и он прижался низом живота к ее животу. «Я сейчас займусь любовью с дочкой Гленлайона в его кабинете, на его письменном столе!» Спиной он чувствовал осуждающий взгляд Роберта Кэмпбелла. «А не пошел бы ты к черту!»
– Нет! – вдруг взмолилась Марион.
Рука Дункана повисла в воздухе. Сердце его, казалось, остановилось.
– Марион! Проклятье… – выругался он, слегка отстраняясь от девушки.
Она поймала его за воротник, притянула к себе и поцеловала.
– Только не тут! – пояснила она с лукавой улыбкой.
– Господи, а я уже думал…
– Нет, Дункан. На этот раз я твоя. На одну ночь, если хочешь…
– На одну ночь? Но мне ни за что не хватит одной ночи, mo aingeal [80] . Я так тебя хочу… А Mhórag… Ты сводишь меня с ума…
Она ласково оттолкнула его, взяла за руку и повела за собой вверх по лестнице. Они вошли в маленькую, приятно теплую комнату. Дункан остановился в центре и окинул ее взглядом. Он ощущал ее запах, этот женский запах, от которого кружилась голова. В камине из тесаного камня горели брикеты торфа, золотистым светом освещая комод. Над камином висел пейзаж – вне всяких сомнений, нарисованный с натуры здесь, в долине. У противоположной стены стоял маленький, украшенный изящной резьбой в виде виноградной лозы платяной шкаф. Много ли в нем хлопчатобумажного белья и льняных сорочек с тончайшими кружевами? Вряд ли. Марион не из тех, кого тешат такие финтифлюшки. Единственным предметом роскоши была бело-голубая фарфоровая ваза с букетом засушенных цветов. Еще в комнате было кресло с наброшенным поверх тартаном Кэмпбеллов и… кровать, узковатая для двоих, если на ней спать, но для другого дела вполне подходящая. Дункан улыбнулся.
– Что тебя рассмешило? – спросила девушка с легким удивлением.
– Вечером, когда лег спать, я представлял себе твою комнату.
– Правда? И что же?
Она прислонилась спиной к двери и теперь смотрела на него, прикрыв глаза, отчего они стали еще больше похожи на кошачьи. Дункан в одно мгновение преодолел расстояние в несколько шагов, их разделявшее, и прижал ее к двери, испытав острое наслаждение, когда по ее телу пробежала дрожь желания.
– Единственное, о чем я не подумал, – это ваза с цветами, – ласково прошептал он, проводя губами по ее подбородку.
Марион засмеялась мелодичным тихим смехом.
– Я всегда оставляю себе на зиму последний осенний букет. Даже сухой, он напоминает мне о том, что после долгой зимы придет новая весна. А когда в долине снова зацветают гиацинты, штокрозы и вереск, я ставлю в вазу новый букет.
Дункан обхватил рукой затылок Марион и притянул ее к себе, чтобы поцеловать.
– Я очень хочу тебя, Марион…
– И я хочу тебя, Дункан.
– Скажи это снова! Я хочу знать точно. Я не хочу, чтобы…
– Я очень хочу… чтобы ты занялся со мной любовью, Дункан Колл Макдональд!
Потрясенный до глубины души, он пылко поцеловал Марион. Пальцы его утонули в рыжих завитках ее волос, вдруг показавшихся обжигающе горячими. Наконец он, задыхаясь, оторвался от нее и заглянул в голубые глаза.
– Но не слишком ли это опасно… здесь? Твои братья…
– Дэвид спит так, что его и пушкой не разбудишь, а комната Джона в другом конце коридора. И на всякий случай я заперла дверь на задвижку.
Он снова поцеловал ее, упиваясь дыханием, срывавшимся с алых губ.
– Марион, ты уверена, что правда хочешь? Я хочу сказать… Ну, чтобы мы с тобой…
– Да, Дункан. Я бы сделала это с тобой и в «Серой сове», и в «Черном дубе», если бы не…
– Если бы не твой ядовитый язык?
Он овладел ее ртом. Сейчас ее язык показался ему сладким, бархатистым. Расшнуровав корсаж, он помог Марион снять платье. Когда это произошло, она смутилась. Дункан посмотрел на нее и улыбнулся. То был не первый раз, когда она оказывалась перед ним в сорочке и в нижней юбке. Он бережно вывел ее на середину комнаты, поближе к камину.
– Я хочу видеть тебя, Марион Кэмпбелл!
Она провела пальцем по броши, скреплявшей полы его пледа.
– Per mare, per terras, – тихо прочитала Марион.
Она сняла брошь и приколола ее к его сорочке.
– Это мой девиз. Не забывай, я Макдональд из Гленко.
Она украдкой посмотрела на него, и губы ее тронула легкая улыбка.
– Хм… Ты забыл, что девиз Кэмпбеллов – «No obliviscaris»?
– Разве могу я это забыть, mo aingeal?
Неуверенные пальцы Марион принялись расстегивать пряжку у него на ремне, и вскоре он упал, а вслед за ним и плед. Ее руки погладили Дункана по спине, ощупали его плечи, скользнули по рукам вниз, к самому краю рубашки. Прикосновение ее теплых пальцев к бедрам заставило его вздрогнуть. С губ Марион сорвался воркующий звук. Да, Аллан прав: настоящая колдунья! Он снял башмаки, стащил через голову рубашку и швырнул ее на пол к пледу.