– О Дункан! Я так испугалась! Я подумала, что… Я… Я решила, что они тебя…
– Разве я не говорил, что не позволю какому-то паршивому Кэмпбеллу себя убить? – спросил он с улыбкой.
– Это не смешно, Дункан Макдональд! Мне было страшно!
И она смерила его отнюдь не испуганным, а сердитым взглядом.
– Но у тебя хватило смелости наставить на того типа мой пистолет! Скажи, а что бы ты стала делать, если бы он шевельнулся?
– Выстрелила, а что еще?
Дункан расхохотался.
– Он не был заряжен, mo aingeal!
В глубоком раздумье Аласдар Ог Макдональд нервно мерил шагами маленькую комнатку, которую мы сняли на улице Святого Джона, в нескольких шагах от церкви Сент-Джон-Кёрк, чьи колокола несколько дней назад возвестили миру о наступлении нового года. Лиам только что попросил у Аласдара позволения отправиться в Инвернесс со мной и Колином.
– Послушай, Сэнди, я прошу всего две недели, самое большее – три, – сказал Лиам.
– Я дам тебе пять, если нужно, Лиам, – ответил на это Аласдар. – Не в этом дело. Мне страшно отпускать вас без сопровождения. Аргайл ждет подкрепление, и мы не знаем, где состоится высадка. Если в Инвернессе, то вам оттуда живыми не выбраться.
– Это еще одна причина, почему нам не нужно сопровождение: зачем посылать людей прямиком в волчью пасть? – возразил Лиам. – Какая разница, будет нас трое или шестеро против армии в две-три тысячи солдат?
Заложив руки за спину и уставившись в потолок, Аласдар снова заходил по комнате. Недавно ему исполнилось пятьдесят, и волосы его были так же белы, как снежное покрывало, укрывающее холмы Шотландии в зимнюю пору. Однако его живой взгляд и энергичность по-прежнему свидетельствовали о силе и крепком здоровье.
В отсутствие Джона, главы клана, младший сын великого Макиайна железной рукой управлял своими людьми. В жизни братья прекрасно дополняли друг друга. Словно старик Макийан остался жить в двух ипостасях: Джон унаследовал от отца мудрость, терпение и умение сочувствовать, а Аласдар – его мятежный, непокорный нрав. С годами я составила себе представление о том, каким был их отец – Аласдар Макиайн Абрах Макдональд из Гленко, так подло и жестоко убитый двадцатью тремя годами ранее. Сэнди, как его ласково называл Лиам, протер глаза и вздохнул.
– Не знаю, не знаю… Но каким же болваном оказался этот Тревор Макдональд! – воскликнул он, воздевая руки к небу. – Напасть на отряд, сопровождавший обоз с провизией, да еще со столь малым количеством людей!
– Хочу тебе напомнить, речь идет о муже моей дочери, – с мягкой укоризной сказал Лиам.
– Я помню.
Он помолчал, снова вздохнул, и плечи его устало поникли.
– Будь по-твоему! У меня все равно нет выбора. Претендент уже в Перте, и Мар наверняка со дня на день начнет собирать войска.
Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату вбежал Колин.
– Уже! Они уже высадились! – объявил он, с трудом переводя дыхание. – Почти шесть тысяч солдат, с полным вооружением!
Мы все уставились на Колина, удрученные этой ужасной новостью. Он медленно закрыл дверь, прислонился к ней спиной и начал рассказывать:
– Я только что говорил с Адамом и Джоном Кэмеронами из Лохила. А они получили известие, что шесть тысяч голландцев высадились в Бервике. Часть этой армии вместе с отрядом шотландцев Аргайла отправилась в Эдинбург. Там они пересекли залив Ферт-оф-Форт и захватили Бернтайленд. Как только наши войска, занимавшие окрестные деревни, об этом узнали, сразу же ретировались в Перт. Так что теперь врагу оставлены все земли к северу от Ферт-оф-Форта.
В комнате установилась тяжелая тишина, временами нарушаемая лишь сухим покашливанием Лиама. Я посмотрела на него растерянно. Он пожал плечами, словно говоря: «Что мы-то с этим можем поделать?»
– И это еще не все, – продолжал Колин, которому роль подателя дурных вестей тоже была не в радость. – Мы проиграли.
– Кто тебе такое сказал? – удивился Аласдар. – Что за чушь!
– Это не домыслы и не слухи. Об этом объявлено во всеуслышание. Наши военачальники решили свернуть войска, как только Аргайл начнет наступление. И решение это было принято несколько недель назад. Мар держал его в тайне, чтобы не подорвать окончательно боевой дух своих солдат и… чтобы избежать восстания своих, в Перте. Но по лагерю все равно распространились слухи, и…
Кровь застыла у меня в жилах. Мар решил отступить? Все те, кто не вернулся с Шерифмура, погибли напрасно? Нет, не может быть! Все это мне просто снится!
– Но откуда ты это узнал?
Колин усмехнулся и потер шею. На щеках его выступил легкий румянец.
– От Гризели. Она служит в горничных у графа Мара.
– От горничной? – со смехом воскликнул Аласдар. – Колин, это несерьезно! Девчонка наверняка наплела с три короба, чтобы привлечь к себе внимание!
– Поверь, она и без вранья получила, что хотела…
Колин метнул в мою сторону быстрый взгляд и, смутившись, отвернулся. Лиам это заметил, но принял равнодушный вид, хотя я заметила, как у него заходили желваки. Кровь ударила мне в виски. Мерзавец Мар! Уму непостижимо! Выходит, столько наших погибло напрасно?
Колин между тем заговорил снова:
– Честно сказать, я тоже не сразу поверил. Тогда она сказала, что подслушала разговор Мара с Сифортом. Тогда я пошел поговорить с Лохилом. Он не сказал, что это – правда, но и опровергать тоже ничего не стал. И по глазам его я прочел, что это все-таки правда. Мы проиграли. И я все никак не могу в это поверить. Но почему, почему?
Аласдар и Лиам обменялись многозначительными взглядами. Ноги у меня вдруг стали ватными, и я уцепилась за край стола, чтобы не упасть.
– Это значит, что нас надували все это время? – воскликнула я, обуреваемая яростью. – Все эти планы захватить власть в стране и короновать Претендента…
– Мар похоронил все наши шансы на победу! – подхватил Колин, которого тоже захлестнула волна злости. – Краснобай и дрянной стратег – вот кто у нас за главнокомандующего! Нужно было напасть на Аргайла несколько недель назад, когда преимущество было на нашей стороне. Французы и испанцы, которые плавают возле наших берегов, давно бы высадились, если бы Мар предложил стóящий план атаки. Но этот идиот своей нерешительностью лишил нас малейшего шанса. Ему, видите ли, хотелось дождаться Претендента! Но пока он ждал, половина лагеря опустела. Теперь у Аргайла десять тысяч солдат, а у нас – едва наберется четыре. Поздно, слишком поздно!
Холодная ярость заполнила собой каждую клеточку моего тела. Не в силах больше сдерживаться, я взвыла, выплескивая в этом вопле всю свою ненависть и боль:
– Мерзавцы! Да за кого они нас держат? Разве мы – пешки, которые можно смахнуть с доски, как только исход партии становится очевидным? Значит, мой сын умер напрасно?