Что, если?.. | Страница: 55

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Мишель?

Ее блестящие розовые губы раздвигаются в улыбке.

– Как дела? О господи, вот уж не думала тебя здесь увидеть.

– Да вот, поужинать зашел, – бормочу я, отлично понимая, что в стрип-клубе это звучит странно.

– Ты знаешь Мишель? – удивляется Ниель и весело смеется. – Интересно, откуда?

– Да, мы встречались… Сколько: недели три? – говорит Мишель и смотрит на меня, ожидая подтверждения. Я киваю и торопливо пожимаю плечами. – Так ты здесь с Ниель? – Мишель поворачивается к моей спутнице. – Пойду скажу Джасмин, что ты пришла, – говорит она и ставит свой поднос рядом с моим. – Я сейчас вернусь за напитками, Джимми.

И Мишель отходит, покачиваясь на таких каблучищах, каких я еще в жизни не видел.

– И как только она в них ходит? – недоумеваю я.

– Ты имеешь в виду туфли или шорты? – уточняет Ниель.

Я поднимаю глаза, и угол рта у меня кривится в улыбке, потому что шорты у Мишель и впрямь крохотные.

– И шорты тоже, – отвечаю я. Ниель шлепает меня по руке. – Что? Да я даже и не заметил, пока ты не сказала.

– Значит, и с Мишель ты тоже встречался. – Ниель качает головой.

– Я же не знал, что она стриптизерша, – оправдываюсь я.

– А она вовсе и не стриптизерша. Мишель – официантка, коктейли подает, – объясняет Ниель. – А если бы даже и была стриптизершей, какая разница?

Я задумываюсь на секунду, разглядываю толпу мужиков, не сводящих глаз с изгибающихся тел. Мне бы уж точно не понравилось, если бы все эти типы глазели на обнаженное тело девушки, с которой я встречаюсь. И я говорю:

– Есть разница.

– Сколько всего у тебя было девушек, Кэл? – спрашивает Ниель.

– Э-э-э… Что? – Если бы горел свет, видно было бы, как я покраснел.

– Двадцать?

– Нет! Меньше. – Я вытираю вспотевшие ладони. – А что?

– Да так, просто интересно, – отвечает Ниель, улыбаясь. – И ты их всех бросал?

– Иногда они сами уходили, – говорю я, чувствуя себя неловко под ее осуждающим взглядом.

– А ты их не удерживал? – Я не отвечаю, и тогда она, рассудив, что молчание – знак согласия, спрашивает: – Почему?

Я смотрю мимо Ниель, на высокую чернокожую женщину с распущенными темными волосами до пояса. Тонкая талия, соблазнительные бедра, высокая грудь.

Ниель оборачивается посмотреть, кто привлек мое внимание.

– Привет, Джасмин! – радостно восклицает она. – Познакомься, это Кэл.

– Привет, – говорю я.

Теперь я понимаю, как этой Джасмин удается зарабатывать столько денег, что хватает на оплату колледжа.

Она молча оглядывает меня с головы до ног и выносит вердикт:

– Симпатичный мальчик с соседнего двора. – И протягивает Ниель стодолларовую купюру. – Расти просил передать тебе, что предложение остается в силе. Я сказала, что ты уезжаешь из города, но он не унимается. Говорит, жаль упускать такой кадр.

– Очень мило с его стороны, – посмеивается Ниель. – Но если я выйду на эту сцену, неловко будет всем.

– Мое дело передать. – Джасмин снова переводит взгляд на меня. – Я тебя, кажется, раньше не видела. – Голос у нее низкий, а тон какой-то почти угрожающий.

– Кэл не из тех, кто по стрип-клубам ходит, – подмигивает Мишель, оказавшаяся вдруг рядом со мной.

А Джасмин стоит, скрестив руки на груди и приподняв бровь.

– Ниель, – говорит она, – зачем ты связалась с этим парнем? Ты ему доверяешь?

От обличительного тона Джасмин меня сразу охватывает непонятное чувство вины, хотя я ничего плохого не сделал.

Ниель разглядывает меня так, словно ей нужно подумать над этим вопросом. Я уже начинаю опасаться: если она скажет «не знаю», Джасмин мне, пожалуй, еще пинка отвесит.

– Я с ним живу, – отвечает Ниель. Я только глазами хлопаю. – И да, разумеется, я доверяю Кэлу.

Я не слышу, что говорит Джасмин, перед тем как отойти. Не слышу, что Ниель отвечает ей. Не замечаю даже, что перед нами уже стоят тарелки с гамбургерами.

– Что ты на меня так смотришь? – спрашивает Ниель, протягивая руку к гамбургеру.

Я беру ее сзади за шею, притягиваю к себе и целую. Она кладет ладони мне на грудь и целует меня в ответ. Когда мы отстраняемся друг от друга, Ниель вся красная и еле переводит дыхание.

– А это за что? – спрашивает она.

– За то, что ты мне доверяешь, – отвечаю я с улыбкой.

Николь

Лето накануне восьмого класса. Август

– Что значит – уезжаешь? – переспрашиваю я, надеясь, что неправильно расслышала.

– Мы переезжаем в Сан-Франциско, – говорит Райчел, сидя у меня на кровати. Глаза у нее красные от слез.

– Когда? – спрашиваю я. Горло сжимается, и я вот-вот разрыдаюсь.

– Завтра.

– Нет! – кричу я и мотаю головой. – Нет! Ты не можешь уехать. Не можешь, Райчел.

Из глаз у нее капают слезы.

– Почему завтра? Не понимаю. Почему так сразу?

Райчел пожимает плечами:

– У папы новая работа. И… мама хочет сразу же переехать. Говорит… так надо.

Нет, не может быть. Это слишком внезапно.

– Ты уже сказала Кэлу? А Рей?

Лицо у Райчел кривится, она закрывает его руками, плачет и качает головой:

– Не могу.

– Почему? Ты должна им сказать. Они же наши лучшие друзья.

– Да мне и тебе-то так больно было говорить. Я не могу с ними прощаться. Особенно с Кэлом. Просто… не могу.

– И ты вот так уедешь, и все?

– Я Кэлу письмо написала. Передашь ему потом, ладно?

Глава 14

Сам не знаю, как мне удается сдерживать себя в последние несколько дней, когда Ниель рядом. Она настаивает, чтобы я спал в своей кровати… вместе с ней. Говорит, что доверяет мне. «Я тебе доверяю». Те самые слова, которые я так хотел от нее услышать, теперь стали для меня самыми страшными на свете. Бетонная стена, разделяющая мою кровать надвое. На одной половине я: сжался в тугой комок, чтобы не взорваться. На другой – Ниель: ворочается с боку на бок, иногда закидывает ногу на мою половину, и мы касаемся друг друга. Она, похоже, в гробу видела все стены. Но я-то нет. «Я тебе доверяю». Кастрировала бы тогда уж сразу, что ли.

Ко всему прочему, каждый день мне звонит или присылает эсэмэску Рей: она хочет знать, как идут дела. Можно подумать, что теперь, когда Ниель живет у меня, она внезапно откроется и поведает мне все свои тайны. Вообще-то, она, наоборот, стала еще более скрытной. Говорит в своей обычной загадочной манере: ничего не поймешь. Разговаривать с ней о чем-то, что касается ее жизни, – все равно что с дислектиком в скребл играть.