– Кэл? – Ниель просовывает голову в комнату. – Ты как? – Ага, кажется, что-то до нее все же дошло. – Все в порядке?

Я киваю, опустив глаза.

– А я позвонила Элейн. Она уже едет. – Ниель приоткрывает дверь пошире, входит и берет с кровати свой рюкзак.

Я закрываю глаза, стараюсь хоть немного собраться с мыслями, найти правильные слова.

– Ниель, пожалуйста, не уезжай. Я вовсе не хотел тебя выгонять.

– Да ничего страшного. Элейн все равно допоздна не спит.

Ниель забирает рюкзак и чемодан в гостиную. Я бросаю сумку на кровать, сажусь рядом, провожу руками по волосам. Мне позарез нужно сейчас же все исправить. Убедить ее не уезжать сегодня.

Я встаю, и тут же Ниель входит в комнату. Несколько долгих секунд мы с ней смотрим друг на друга. Потом она с печальным вздохом опускает глаза в пол. И вдруг удивленно восклицает:

– Что это?

Я поворачиваюсь к шкафу. На полу валяются сложенная вдвое записка и свернутый в трубку рисунок. Должно быть, выпали, когда я снимал с полки сумку. Ниель нагибается и поднимает их. Только когда она разворачивает листок, я вдруг понимаю, что у нее в руках.

– Пожалуйста, не надо… – отчаянно прошу я, и в тот же миг у нее изо рта вырывается неслышный вздох.

Ниель переводит взгляд с рисунка на меня. В глазах ее мелькает смятение. Она медленно опускается на кровать, держа перед собой листок так, словно боится, что он вот-вот исчезнет. Он вздрагивает в ее руке, а Ниель разглядывает его снова и снова, между бровями у нее появляется глубокая морщинка, словно она в тупике и не знает, как лучше поступить.

Чуть слышно вздыхая, она легонько гладит пальцами наше с ней детство. Я вижу, как кончики этих пальцев касаются светловолосой девочки, сидящей с гитарой под деревом, и еще одной девочки, с голубой лентой в волосах, и мальчика в темных очках, который устроился рядом с ней в доме на дереве и держит ее за руку. Потом ее дрожащая рука зависает над Райчел, рвущей цветы на лугу.

Ниель поднимает голову, и я отшатываюсь – столько боли в ее глазах. Никогда не видел, чтобы человеку было так плохо, и я даже не представляю, как ее спасти. Хочется вырвать у нее рисунок и разорвать на мелкие клочки, если это из-за него у Ниель вдруг стало такое лицо, словно на нее вдруг навалилась невыносимая тяжесть.

– Зачем ты его хранишь? – спрашивает она прерывистым шепотом, снова глядя на рисунок, который нарисовала для меня много лет назад.

– Сам не знаю, – тихо отвечаю я.

– Мы в первый раз поссорились из-за этой картинки, – бормочет она, и голос у нее страдальчески обрывается.

Затем она подбирает письмо, которое Райчел написала мне перед отъездом.

Ниель закрывает глаза и качает головой, лицо у нее мучительно искажено, губы дрожат, зубы стиснуты. Ей очень, очень больно – я и представить себе такого не мог. И я хочу немедленно это прекратить.

– Николь? – тихо говорю я.

Она не отвечает, так и сидит с закрытыми глазами.

Когда эта загадочная девушка наконец открывает глаза, от тех эмоций, с которыми она только что боролась, не остается и следа. Боль и смятение, еще минуту назад терзавшие ее, снова скрылись под маской. Я так поражен этой переменой, что не могу говорить. Словно Николь только что была здесь и вдруг исчезла.

Из кармана у нее раздается мелодия. Она достает маленький черный телефон:

– Элейн подъехала.

Ниель кладет рисунок и письмо на кровать, совершенно спокойно, без всяких эмоций. Делает шаг к двери, но я загораживаю ей дорогу. Она на меня не смотрит.

– Не уходи.

– Так надо, – шепотом отвечает она и обходит меня.

Я выхожу за ней в гостиную, и сердце у меня бешено колотится. Если она сейчас выйдет за дверь, я потеряю ее навсегда.

Она берет куртку, закидывает рюкзак на плечо и катит чемодан к двери.

– Николь!

Она оборачивается, уже приоткрыв дверь. Ее ледяные глаза встречаются с моими.

– Нет, Кэл. Теперь я больше не Николь.

Я стою, пораженный, окаменевший, посреди гостиной и смотрю, как закрывается дверь. Потом в панике срываюсь с места и бегу к выходу. Но останавливаюсь, уже взявшись за ручку, словно бы не в силах ее повернуть. Прижимаюсь лбом к косяку и стою, а она уходит.

Райчел

Восьмой класс, май

– Ты что летом делать будешь? – спрашиваю я Николь.

Она сидит на моей кровати и листает журнал. Сегодня Николь ночевала у меня, как всегда в последние выходные каждого месяца, с тех пор как я уехала в Сан-Франциско. Мама Николь привозит ее на поезде. Иногда ей удается уговорить маму приехать не один раз в месяц, а два. Но это бывает очень-очень редко.

– Не знаю. – Николь пожимает плечами, не поднимая глаз.

– Ты все еще дружишь с теми девчонками? – спрашиваю я и натягиваю одеяло на колени – я до сих пор еще сонная. Мы ведь почти всю ночь не спали. Так обычно бывает, когда Николь остается ночевать, сколько бы родители нам ни кричали, что пора спать.

– Я с ними не дружу по-настоящему, – отвечает она. – Ты же знаешь.

– Ну да, – киваю я. Николь сегодня какая-то особенно молчаливая. Должно быть, это как-то связано с ее отцом. – Ты не должна с ними общаться, если не хочешь.

– Мама так радуется, – тихо поясняет Николь. – Она всегда мечтала, чтобы я с ними подружилась, с тех пор как мы переехали, потому что папа одной из них – начальник моего отца. Ей хочется, чтобы их матери к нам в гости ходили. Они и в родительском комитете вместе… Да ладно, не важно.

Но я-то знаю, что причина на самом деле совсем в другом.

– Николь, – говорю я, и она поднимает на меня глаза. – Ты ведь можешь с ними разговаривать. С Кэлом и Рей. Просто не надо им все рассказывать.

– Я больше не могу с ними дружить, – грустно отвечает она.

– Знаешь, а Кэл всегда спрашивает про тебя, когда мы с ним беседуем.

Услышав это, Николь становится еще более грустной. Мне так жаль, что они больше не друзья. Я и не думала, что так получится.

Николь улыбается, чтобы меня успокоить, но я знаю, что это не настоящая улыбка.

– Ничего страшного, Райчел. Правда. Это же не навсегда, верно?

– Верно, – соглашаюсь я. Тут мне в голову приходит одна мысль, и я улыбаюсь уже по-настоящему. – Хочешь сделать одну сумасшедшую штуку?

Николь медленно кивает, не говоря ни слова.

– Хочешь подстричь меня? Ну, знаешь, как Бритни, когда у нее окончательно крыша поехала? Только, может, не так коротко. А потом покрасим волосы в синий цвет. Вот Рей будет беситься, что не она первая до такого додумалась.