Заскочив домой – к счастью, Веры Георгиевны не было – она быстро переоделась, сунула пуховик в черный пакет и выбросила в мусорный бак в соседнем дворе, а потом со всех ног помчалась в парк.
«Серый, наверное, перепугался до смерти… А вдруг его тоже… выследили?!» – сердце Сашки сжимала тревога.
Но когда она вышла по тропинке к заветной прогалине, колени ее подкосились: на месте сторожки была лишь бесформенная груда обломков. То ли от ударной волны, то ли просто под грузом выпавшего за ночь снега старый тополь рухнул на ветхое строение, и оно сложилось как карточный домик.
– Серый, Серенький, – слабым голосом позвала Сашка, все еще надеясь услышать хоть какой-то отклик. Но в ответ – тишина. Звенящая в ушах тишина.
Сашка бросилась к завалу и, обдирая пальцы в кровь, попыталась приподнять ствол, называя Серого тысячей ласковых имен. Она выбилась из сил, но так и не смогла сдвинуть тяжелые обломки. Поднялась, пошатываясь, и побрела по колено в снегу, не разбирая дороги. Глаза застилала пелена слез.
– Прости меня. Прости! Я лишь хотела спасти тебя… Как же так, Серый?
До сумерек она бродила по безлюдным аллеям парка, насквозь продуваемого сырым февральским ветром, а затем поплелась домой. «Я должна все рассказать маме. Только она сумеет все расставить по местам», – обреченно подумала Сашка.
Во дворе слонялся Дамир. Заметив Сашку, он бросился к ней.
– Ты где опять пропадала? Твоя бабка вся на нервах, валокордина три пачки уже умяла, даже к моей матери с расспросами приходила, – тараторил он. – А та – вообще в шоке. Представляешь, она все это время думала, что Сашка – это мой новый приятель со двора! Умереть не встать! Постой… – Дамир только сейчас заметил ее опухшие от слез глаза. – Что случилось?
– Данька… Серый погиб, – прошептала Сашка, и слезы снова хлынули из глаз. – Это я во всем виновата, я одна…
Дамир подавленно молчал.
– Выходит, все было напрасно? – вздохнул он. – Судьба, значит, у него такая, Саша…
Сашка покачала головой.
– Это я одна во всем виновата. Мне и отвечать.
– Так, давай только без глупого геройства и жертв! Кончай тут театр разыгрывать. Иди домой и выспись хорошенько. И бабку успокой – она, поди, места себе не находит!
Сашка бесшумно повернула ключ в дверном замке и вошла. Вера Георгиевна сидела за кухонным столом, запустив пальцы во взлохмаченную царственную прическу и глядя перед собой остановившимся взглядом.
– Я… Я вернулась, Вера Георгиевна. Все в порядке, – охрипшим от слез голосом произнесла Сашка.
Вера Георгиевна вздрогнула, словно в шаге от нее разорвалась петарда.
– Хорошо. Иди к себе. Все разговоры отложим на завтра, – глухо произнесла она.
Сашка, облегченно выдохнув, проскользнула в комнату и включила ноутбук. Открыла окошко «Скайпа», но мамы в сети не было. «В Монреале же сейчас четыре часа утра, она спит, конечно», – догадалась Сашка.
Спать не хотелось, и, чтобы хоть как-то отвлечься, она зашла в соцсеть. В ленте все события прошедшего дня затмил собой метеорит. Все одноклассники и ребята со двора спешили поделиться, где и как их настиг этот эпохальный момент, выкладывали и делали перепост фоток и видео с камер мобильных телефонов и авторегистраторов, а также бравурных виршей – «Ничего так не бодрит, как с утра метеорит» – и шуточек вроде «Ну, и кто вчера обещал подарить любимой звезду?!»
«Мама, наверное, дико переживает – ведь в новостях, как обычно, раздули из мухи слона, что тут город чуть ли не в руинах лежит», – подумала Сашка и снова с тревогой посмотрела на значок «Скайпа». Словно услышав ее горячий призыв, он зазвонил, и открылось окно видеосвязи. Но вместо родного маминого лица она увидела Николь – встревоженную, осунувшуюся. Сердце Сашки сжалось от дурных предчувствий.
– Что случилось, Ники? – невольно вскрикнула она. – Где мама?
– Мама… Понимаешь, Саша… Жизнь иногда несп-гаведлива, так неспгаведлива…
И Николь зарыдала, спрятав лицо в ладонях.
– Боже, Николь, да что случилось?!
– Она согвалась… Обычная газминка перед вечегним выступлением. Она же всегда выкладывалась на полную катушку, не жалела себя. Лонжа обогвалась. Несчастный случай. Кто бы мог знать… Я звонила, звонила тебе – и вчега, и сегодня, но никак не могла пго-биться…
Николь все продолжала что-то говорить, говорить, перескакивая в волнении с ломаного русского, который никак ей не давался, то на французский, то на английский. Но Сашка ее уже не слышала. Оказывается, пока она тут играла в Зорро, ее мама…
– Она… умерла? – тихо спросила Сашка.
– Нет, нет! – почти закричала Николь. – Она сейчас в больнице Сан-Мигеле. Вгач говорит, что надежда есть. Слышишь, Саша, надежда есть. Она всегда должна быть, пока бьется сегце. И мы с тобой должны надеяться и вегить!
– Да, конечно… Спасибо, Николь, спасибо за все. Я должна поговорить с Верой Георгиевной. До связи.
Она закрыла ноутбук и спрятала лицо в ладонях. «Мама, мама, где ты, слышишь ли ты меня?!»
Вера Георгиевна так и сидела за кухонным столом, обхватив голову руками.
– Вы все знали, не так ли? – сухо спросила Сашк. – Знали – и не сказали мне ни слова!
– Я… не могла.
– Я должна быть там, с ней. Я знаю, что нужна ей.
– Она не приходит в сознание. Перелет очень дорогой. У нас нет лишних денег.
– И как только я могла предположить!.. В вас же не осталось ничего живого, человеческого! У вас часы с кукушкой вместо сердца!
Не в силах больше сдерживать слезы, Сашка бросилась в свою комнату, рухнула на диван и зарыдала, яростно колотя кулаками подушку: «Старая, мерзкая, злая ведьма!»
Девочка сотрясалась от рыданий – ей казалось, что сердце сейчас вот-вот разорвется пополам, и не было сил даже сделать полный вдох. Но затем она впала в странное отупение и незаметно провалилась в беспросветное забытье…
Дождавшись, пока в соседней комнате все стихнет, Вера Георгиевна тяжело поднялась и взяла телефонную трубку.
– Антон Борисович, доброй ночи. Бога ради, простите за поздний звонок. Я по поводу той иконы, которая вас так интересовала, помните?.. Ваше предложение еще в силе? Да, можно прямо завтра. И, голубчик, не могли бы вы рекомендовать мне толкового риелтора? Одной из моих давних подруг нужно срочно продать квартиру. Да, минутку, записываю…
Попрощавшись, она прислушалась к тишине, а затем осторожно приотворила дверь, вошла и села на край дивана. Провела рукой по спутанным волосам Сашки, убрала с лица мокрую от слез прядку.
– Девочка моя, как же многого ты еще не понимаешь… Ей нужны лекарства, уход. Каждый день в клинике стоит уйму денег, а перелета через океан она не выдержит… Я последнюю рубашку сниму и продам, чтобы она жила… Чтобы ты не стала сиротой…