Ариэль не ответила, и Маркус ждал на крыльце. И ждал, и ждал. Через добрую минуту он наконец сообразил, что она, по всей видимости, просто игнорировала его, и уже повернулся уйти, как вдруг увидел на крыльце маленькую скамеечку: не традиционное кресло-качалку, но низенькую деревянную лавку, чтобы сидеть и наблюдать за бегущей мимо жизнью. Смахнув грязь, он сел и стал рассказывать:
– Первый вопрос, который я должен задать тебе, при условии, что ты вообще слушаешь, – это как ты встретилась с Нандитой. Я говорил с другими девочками, которых она удочерила, и все в один голос утверждают, что, когда они с ней познакомились, ты уже жила при ней. Изольда что-то говорила про Филадельфию – якобы ты была там, когда Нандита тебя нашла. Оттуда же родом и Зочи, но я не знаю, имеет ли это какое-то значение. Что я хочу узнать, так это… наверное, прежде всего, откуда ты, да? Как познакомилась с Нандитой? Была ли это обычная история «одинокого ребенка, бродящего по улицам»? У нас много таких на острове, приятно много – в каком-то извращенном смысле. Твоя семья мертва, соседи мертвы, ты голоден, или напуган, или все сразу и выходишь на поиски хоть чего-нибудь. У меня это было молоко: дома было полно кукурузных хлопьев, и это было единственное, что я умел готовить в пять лет, поэтому ел их каждый день, на завтрак, обед и ужин, и скоро молоко кончилось. Я пытался сделать еще что-нибудь: намазать арахисовое масло или варенье на лепешку и тому подобное. Но я даже консервные банки не умел открывать! – Маркус засмеялся и вытер слезинку из угла глаза.
– В общем, пришлось выйти на поиски молока. Не знаю, где я рассчитывал его найти, а вокруг весь мир замер, понимаешь! Что-то горело, помню, машина и аптека, но это же было Альбукерке – там не так-то много растительности, чтобы пожар мог распространяться. Из нескольких пожарных шлангов текла вода, все текла и текла: вдоль улицы бежал настоящий ручей. Но нигде ни одного человека. Я дошел до ближайшего магазина, который знал: дядиного, продуктовой лавки, «абарроте» по-испански. Он располагался всего в нескольких кварталах, но был заперт, и я не смог попасть внутрь, поэтому пошел дальше, и дальше, и весь город был пуст: ни единого человека. Наконец, я нашел Уолмарт – если пройти по большому городу довольно долго, обязательно наткнешься на Уолмарт – и зашел в него, ища молоко, и там оказался этот парень – я никогда раньше его не видел, – загружавший тележку бутылками воды. Он посмотрел на меня, я посмотрел на него, и он подхватил меня и усадил в тележку, и дал мне колбасы. Он даже нашел мне молока в подсобке – «долгоиграющего», так что оно еще не испортилось, – и я съел тарелку хлопьев, пока он набирал все остальное, что ему было нужно. Его звали Трей, фамилии не знаю. Трей привез меня в Оклахому-Сити, где мы наконец встретили Национальную Гвардию. Я потерял его след и, честно говоря, даже не в курсе, добрался ли он досюда: к своему стыду должен признаться, что нечасто вспоминал о нем в последние годы. Думаю, если он и здесь, то живет где-то в глуши, рыбачит или землю пашет, или что-нибудь такое. Я бы наткнулся на него, если бы он жил в городе. И вообще не знаю, зачем рассказываю тебе всю эту историю, – разве что ради того, чтобы сказать: вот такие люди нам нужны – и мы такие и есть. Никто не выжил, если не объединялся с другими, не помогал друг другу, так что РМ и Эпидемия – самый крутой естественный отбор за всю эволюцию. Не знаю, как тебя нашла Нандита, но она нашла и спасла тебя, и привела сюда, и теперь она куда-то пропала, и я просто пытаюсь разобраться, что происходит. Что она знала, что она делала, для чего жила здесь? И зачем ее ищут партиалы?
– Нандита не подбирала меня в Уолмарте, – сказала Ариэль сквозь окно. Маркус, убаюканный звуком собственной речи, вздрогнул, когда голос девушки вырвал его из задумчивости. Приглушенные звуки доносились из-за по-прежнему плотно закрытых штор, но слова можно было разобрать. – Она сама пришла ко мне домой – со смерти родителей и суток не прошло. Пришла и забрала меня.
Маркус нахмурил брови, пытаясь сложить куски головоломки:
– Думаешь, она могла знать, что ты дома? И пришла именно за тобой?
– Думаю, она никогда от меня не отстанет.
Маркус повернулся посмотреть на Ариэль, но увидел только плотно задраенные шторы.
– Сочувствую, – не найдя, что еще сказать, он добавил: – Хреново, конечно.
Ариэль не удостоила его ответом.
– Ее ищут партиалы, – снова заговорил Маркус. – И Киру – думаю, из-за того, что она сделала несколько месяцев назад, но Нандиту тоже – считают, она что-то знает. И она точно что-то знает. Ариэль, я видел фотографию, где Нандита и какой-то мужик стоят рядом с Кирой на фоне «ПараДжена». Что бы она там ни знала, это явно связано с Кирой, и партиалы объявили нам полномасштабную войну, пытаясь получить эти сведения. Если ты знаешь об этом хоть что-то… пожалуйста, расскажи.
Ответа не было. Маркус слышал частое дыхание Ариэли за занавеской и ждал – а что еще оставалось делать?
– Нандита была ученым, – наконец решилась Ариэль. – Ставила опыты.
– На Кире?
– На всех нас.
* * *
Внутри, как обнаружил Маркус, дом Ариэли был заставлен цветочными горшками.
– Не знал, что ты садовница, – произнес он, когда глаза немного привыкли к полумраку. При таком обилии партиалов, прочесывавших остров, у Ариэли не было иного выхода, кроме как заткнуть все окна как можно плотнее.
– Меня вырастила Нандита. Я ничего другого особенно и не умею.
– Ты за это ее ненавидишь?
Она понизила голос:
– Я тебе уже сказала, за что.
– Опыты, да, – Маркус взглянул на девушку. – Ты готова рассказать о них?
– Нет, – ответила Ариэль, глядя на улицу. – Но это не отменяет того, что время пришло. – Она закрыла дверь, заливая комнату кромешной тьмой.
Маркус дал глазам привыкнуть и сосредоточился на силуэте девушки.
– Что за опыты? И почему другие девочки о них ничего не говорили?
В ее голосе обозначились резкие нотки:
– Знаешь, как много сил я приложила, что уйти от всего этого? Чтобы притвориться, будто живу нормальной жизнью? Устроилась на работу, хотя в этом не было необходимости, лишь бы занять себя чем-нибудь на целый день; забеременела за два года до того, как обязывал Закон надежды. И огород-то этот чертов я пропалываю, потому что… потому что до Эпидемии все так поступали. Я сделала все, что могла, даже сбежала от своих сестер…
– Что произошло? – требовательно спросил Маркус. – Что она натворила?
– Это случилось однажды перед завтраком, – начала Ариэль, уставившись в пол. – Нандита обычно вставала пораньше и готовила нам чай: с ромашкой, мятой и всем таким. Она же травки выращивала, ты знаешь, у нас весь дом был в травках, и еще оранжерея. Некоторые, типа ромашки, нам разрешалось трогать, но другие она держала в стеклянных пробирках под номерами, словно какие-то образцы, и к ним даже подходить запрещалось. Я до поры до времени ни о чем особенно не думала – нам попадало, даже если мы просто забегали в оранжерею, играя, так что запретные склянки меня не удивляли, – но как-то утром я тоже проснулась рано и спустилась помочь с чаем, а она заваривала ту дрянь из пробирок. Опять же, я бы ничего такого не подумала, но, когда я спросила, что она делает, у нее был жутко виноватый взгляд – я так смотрела, когда меня ловили на чем-то запретном. Нандита разыграла невинность: мол, просто новый аромат хотела добавить, но я не могла забыть ее взгляда. На следующий день я тихонько пробралась в кухню, и она снова этим занималась, теперь уже с другими пробирками, записывая что-то на листе бумаги. Она делала так почти каждое утро, и я перестала пить чай.