— Нет, это в пригороде. Если бы у меня была карта, я бы вам показала.
Надя метнулась за своей сумкой и через минуту на круглом столе была разложена карта Санкт-Петербурга.
Вооружившись очками, Елена Витальевна водила по плану пальцем.
— Как же все мелко! Надо найти станцию метро «Озерки»…
— Вот она! — Надя указала на станцию в левом верхнем углу карты.
— Так… Это Выборгское шоссе… Парголово, за ним должно быть налево.
— Сюда?
— Нет, больно длинная дорога и никаких населенных пунктов. А, это кольцевая! У вас новая карта?
— Три недели назад купила, — подтвердила Надя.
Елена Витальевна вела пальцем по Выборгскому шоссе.
— Вот он, поворот на Песочное. Смотрите, здесь ходит рейсовый автобус. Вы можете сесть на него возле метро.
— Спасибо, Елена Витальевна, я найду, как доехать, я все поняла.
На следующее утро, оставив Фаину Абрамовну на попечении соседки, Надя отправилась в онкологический центр. Она добралась туда за полтора часа. Автобус, миновав новенькие коттеджные поселки за сплошными заборами, остановился возле старого парка за высокой оградой. В глубине виднелось здание больницы.
Оказалось, что она приехала рано, до десяти часов к больным не пускают. Как только окошко регистратуры открылось, Надя, замирая и боясь услышать самое страшное, склонилась к нему:
— Могу я узнать, лежит ли в больнице Обичкина Вера Владимировна?
Медсестра спросила номер отделения.
— Я не знаю, у нее лейкемия…
— Четвертое отделение, — ответила медсестра и стала сверяться по списку. — Седьмая палата. Только к Обичкиной пропусков не выписывали.
— А как его выписать?
Медсестра черкнула что-то на бумажном квадратике и сунула его в окошко.
— Вот вам разовый пропуск, охраннику отдадите. На отделении поговорите с врачом и он вам постоянный выпишет.
У Нади немного отлегло от сердца. Сестра жива, через несколько минут она ее увидит!
Купив бахилы и немного проплутав по коридорам, она оказалась в четвертом отделении. Девушка на сестринском посту подтвердила, что больная Обичкина лежит в седьмой палате.
Из трех кроватей в палате была занята только одна, на ней лежала исхудавшая женщина с серым лицом и запавшими закрытыми глазами, в простой белой косынке на голове.
Надя на цыпочках приблизилась.
Неужели это Вера?.. Губы больной казались такими бескровными, что подумалось со страхом: у живых таких не бывает. От жалости слезы навернулись на глаза.
Осторожно опустив на пол свой пакет, Надя присела на стоявший рядом с кроватью стул.
От шороха больная очнулась. Увидев Надю, зажмурилась, даже потерла глаза худыми кулачками, потом опять посмотрела и произнесла с хриплым смешком:
— Глюки пошли. А говорили — наркотики колоть пока не будут…
— Верочка, я не глюк и не видение, я твоя сестра! — не выдержав, Надя разревелась.
— Привидение, которое разговаривает, да еще и плачет! Чем же они меня накачали?.. — больная нащупала рукой кнопку у своего изголовья, продолжая смотреть на рыдающую Надежду.
Через минуту в палате появилась медсестра.
— Звала, Вер?
— Что это такое? — она указала на плачущую посетительницу. — Ты ее тоже видишь или это моя личная галлюцинация?
— Я думала, что-то серьезное, а ты, Вера, шутки шутишь. Это посетительница к тебе, или не рада?
— Посетительница, ага. Спасибо, Танечка, успокоила.
Медсестра удалилась, Надя продолжала всхлипывать, а Вера пристально глядеть на нее. Наконец произнесла жестко:
— Хватит реветь! Может, объяснишь, откуда ты взялась? Какая, к черту, сестра — троюродная, четвеюродная? Двоюродных у меня точно нету.
— Я твоя родная сестра, мы близнецы, — утирая слезы запястьем, прохлюпала Надя. — Вот, — она достала из сумочки заготовленный конверт. — Здесь фотографии: наши с тобой, и мамы, и папы, и бабушки.
Вера с недоверием взяла в руки снимки.
— Это… это не фотомонтаж? — в голосе ее слышался испуг и радость одновременно. — Но как же. Вот папа и мама, и двое детей… Это что, правда?..
— Да, правда, — кивнула Надя.
— Нет, это не может быть… Я у папы спрошу!
— Он умер четыре месяца назад.
— Папа… умер?.. — лицо больной скривилось, глаза наполнились слезами, она заплакала. Между всхлипываниями можно было разобрать: — Папочка…
Почему я не успела попросить у тебя прощения… Давно бы мне понять, за что мне это наказание… За то, что тебя бросила, папочка…
Надя налила в стакан минеральной воды, которую принесла с собой, и протянула Вере.
— На, попей, успокойся.
Отпив немного из стакана, Вера спросила:
— Отчего он умер?
— Инфаркт.
— Да, сердце у него плохое было…
Допив воду, Вера немного успокоилась и даже попыталась улыбнуться.
— Ну, рассказывай, сестричка. Кстати, как тебя зовут?
— Надя.
— Вера, Надежда, Любовь…
— А бабушку звали Софья, Софья Аркадьевна Белоцерковская.
— Это она? — Вера взяла одну из фотографий.
— Да, она умерла двадцать третьего марта.
— Сколько ей было?
— Семьдесят восемь лет.
— Ты жила с ней после смерти мамы? — догадалась Вера. — Почему так получилось? И почему от меня это скрывали?
— От меня тоже, — вздохнула Надя и принялась рассказывать.
Начала с того, как и где жила. Когда дошла до того, как стала пересказывать бабушке свой сон, Вера ее перебила.
— Тебе снились зеркала?
— А тебе что, тоже?
— Не знаю, никогда не помню снов. Но когда ты сказала про зеркала, возникло ощущение дежавю. Может, мне тоже когда-то снилось такое…
— А я всегда сны запоминаю. Надо только, как проснешься, лежать не шевелясь, пока не вспомнишь весь сон от начала до конца. Мне нравится угадывать значение снов, я даже сонник купила. По нему зеркала во сне — к жениху.
Вера слабо улыбнулась:
— Ну и как, замуж вышла?
— Не-а. У меня был один… мужчина, я с ним жила некоторое время так, без ЗАГСа, а потом бабушка заболела, и я к ней вернулась.
— И больше никого?.. — поразилась Вера. — В тридцать три года — один мужчина?
Надя кивнула, опустив глаза. Про то, что спала с Александром Черновым, она не расскажет никому и никогда!