– Что за стрюк шатаный [2] ?
Ной, с кругло стриженной бородой и красным носом пропойцы, пожал плечами:
– Может, кредитный [3] чей? Коньки [4] лаковые, чепчик [5] .
Лот, худой как палка, ткнул в мою сторону корявым пальцем, указывая на мой пиджак.
– Небось стукалки [6] за жармасс [7] со шкар [8] взять можно, да и боковню [9] со скалы [10] . А, братишки?
– Ну-ну, почтенные, – произнес я как можно более внушительно и приподнял свою трость с набалдашником. – Я тут по делу.
– Вер [11] ! – просипел Иона. – Что за дело?
– Мне бы узнать, где тут в крепости сейчас «фабрика» Карпа Семеныча?
– А, – кивнул Иона. – Безглазый [12] ? Что, небось железный нос [13] из-за Бугров [14] притрюхал [15] ?
– На жабу [16] похож, – парировал Иов.
– Стал бы я тогда в одиночку в Аржановку идти!
– А кто тебя знает? – спросил Иона. – Хиль [17] до хазы [18] , на третьем они.
– Спасибо честной компании, – сказал я и пошел к дверям.
– Марафет [19] есть? – раздалось сзади.
– Не балуюсь, – крикнул я и, открыв створку двери шире, вошел внутрь.
Даже еще не входя в двери крепости, я почувствовал ее дыхание, похожее на запах изо рта человека с гнилыми зубами. По нему было понятно, что я уже пересек границу, за которой начинался другой мир. Пришлось даже достать платок из кармана и прижать его к носу. Но потом я представил себе, что ныряю в старый илистый пруд, заросший зеленой ряской, и сделал шаг вперед. Внутри было темно и сыро, я сразу же попал в длинный узкий коридор с низким потолком, не освещенный ни единым источником света. Возможно, первоначальная планировка этого дома и предполагала большую прихожую с парадной лестницей, ведущей на верхние этажи, однако теперь она была перегорожена стенами с имеющимися в них узкими входами – вместо дверей висели либо старые ковры, либо просто ситцевые занавески. Там, где должна была быть лестница наверх, также оказалась стена, коридор поворачивал направо, в обход. Я шел по коридору, касаясь пальцами левой руки шершавых стен, почти ничего не видя вокруг себя. Однако дом жил. Слышались звуки – далекий плач грудного младенца, требующего молока, какие-то постукивания, позвякивания… Слева сверху еле слышно доносился мужской пьяный голос, певший песню. Но слов было не разобрать.
Так прошло несколько минут, и наконец я уткнулся в лестницу. Вероятно, это была лестница черного хода, единственная, оставленная для того, чтобы подниматься на верхние этажи. Я зажег спичку и увидел перед собой старые каменные ступени, стертые за долгие годы хождения по ним. Перехватив поудобнее трость, я начал подниматься. Дверь на второй этаж отсутствовала, но я, не останавливаясь, пошел еще выше. Вот, наконец, и третий этаж. Здесь дверь имелась, но она была закрыта. Ручка отсутствовала.
Я толкнул дверь, но она не открылась. Обычно в таких местах надо было стучать особым образом, чтобы те, кто находится внутри, поняли, что пришли свои. Однако я не знал условленного здесь сигнала и поэтому просто громко ударил кулаком три раза. Долгое время ничего не происходило, я стоял на маленькой темной лестничной площадке, опираясь на трость и положив руку в карман пиджака, где у меня лежали пироги и кастет. Наконец за дверью послышались шаги, и глухо звучавший голос спросил:
– Кто там?
– К Карпу Семеновичу, – ответил я громко, чтобы за дверью услышали.
– Нет такого. Проходи, куда шел.
– Врешь, – ответил я. – Есть такой здесь, я к нему.
Мне показалось, что шаги начали удаляться. Тогда я поднял трость и тяжелым набалдашником несколько раз саданул по двери, оставляя на ней вмятины. Человек за дверью снова приблизился.
– Ну, чего надо? Чего колотишь? – закричал он. – Сейчас выйду, как рыло начищу!
– А ты выйди, выйди, – ответил я зло. – Еще посмотрим, кто кому рыло начистит! Позови ко мне Карпа Семеновича!
За дверью затихли. То ли человек думал, стоит ли отпирать, то ли решил посмотреть в невидимый мне глазок. Хотя в такой темноте вряд ли бы он хоть что-то увидел! Наконец стоявший за дверью решил все-таки рискнуть. Я услышал звук ключа, поворачиваемого в скважине. Со скрипом дверь отворилась, и передо мной возник щуплый лысоватый субъект в сильно поношенном черном костюме с конторскими нарукавниками. На его голове жидкие волосы были зачесаны направо – похоже, так он пытался скрыть лысину на маленькой глянцевитой голове. Я не мог хорошо разглядеть его лица, но лысина была видна очень отчетливо.
Человек смерил меня взглядом, в котором храбрость неожиданно сменилась испугом. Вероятно, для местных обитателей он был фигурой известной, и поэтому мог повышать на них голос. Однако, увидев перед собой незнакомого господина, чьи габариты превышали его собственные в несколько раз, да еще с тяжелой тростью в руке, поумерил свой пыл.
– Я же сказал, нет тут никакого Карпа Семеновича, – произнес человек с лысиной и на всякий случай отступил на полшага.
– А у меня есть верные сведения, что Карп Семенович живет и работает именно здесь! – ответил я с напором и, чтобы не тратить больше времени, громко закричал: – Карп Семенович, к вам гости!
Маленький человечек в испуге зажал уши и невольно отступил еще на два шага, так что дал мне возможность войти в комнату. Это было удивительное помещение, особенно если сравнивать с тем убожеством и нищетой, которые царили за его пределами. Здесь имелось даже окно – невиданная роскошь в подобных местах – с разбитыми стеклами, под которыми к стене были прислонены снятые с петель по случаю лета и тепла старые ставни с облупившейся коричневой краской. Рядом у стены стояла и банкетка, на которой, вероятно, ждали посетители. У дальней стены я увидел письменный стол, заваленный бумагами. Около открытой чернильницы лепились прямо на столешнице штук десять свечных огарков, вероятно, заменявших настольную лампу. Других источников света тут я не нашел.