Я пешком дошел до забора елисеевского магазина и у самых ворот столкнулся с Ветошниковым.
– А, вы уже здесь, как я погляжу, – неожиданно дружелюбно сказал сыщик. Вероятно, приезд полковника Слободянюка произвел на него сильный эффект.
– Здравствуйте, Никифор Сергеевич, – поздоровался я.
– Как быстро распространяются плохие новости, – сокрушенно покивал он, – Еще одна смерть. Причем такая неожиданная!
– Да, – согласился я.
Смерть профессора Мураховского и впрямь стала для меня полнейшей неожиданностью.
– Пришли на осмотр тела? – спросил Ветошников.
Я остановился в удивлении.
– А разве оно здесь?
– Где же ему еще быть? Говорят, совсем молодой человек!
– Ну, – возразил я, – не меньше пятидесяти.
Ветошников снял свой котелок и вытер лоб рукой.
– Как пятьдесят? А мне сказали, что покойному – не более двадцати трех. Он только начал заниматься преподавательской деятельностью.
– Не понимаю! Кто вам мог сказать такое? Он давно преподает в университете.
– Значит, кто-то из нас путает, – озабоченно произнес сыщик. – Мы точно говорим об одном и том же человеке?
– О профессоре Мураховском? – спросил я.
– Нет-нет, речь о молодом преподавателе немецкого языка. – Ветошников нажал кнопку электрического звонка. Ворота приоткрылись. Из них выглянул Теллер. Он поздоровался с Ветошниковым, а меня даже не удостоил взглядом.
– Пойдемте, – скомандовал главный охранник, и мы потянулись за ним.
В большом торговом зале продавцы были разбиты на группки и занимались странным делом – составляли большие пирамиды из отборных яблок. Я сразу заметил, что атмосфера тут царила нехорошая, испуг читался на лицах людей – они переглядывались и коротко перешептывались. Когда мы вошли, высокий блондин с прилизанными волосами как раз заканчивал пирамиду, осторожно укладывая на самый ее верх краснобокое яблоко. Вероятно, мы его испугали, он дернулся, зацепил рукой за средний ряд, и яблоки с громким стуком рассыпались по полу.
– Лядушкин! – послышался окрик сбоку. – Черт неумелый! Ты мне так все побьешь! Одно из яблок подкатилось к моим ногам. Я нагнулся и взял его в руки, ощутив тепло и неестественную легкость плода.
– Что за сорт? – спросил я Теллера.
Тот, не оборачиваясь, бросил на ходу:
– Восковые муляжи.
Я пригляделся – и правда, яблоки были искусно сделаны из воска. Я бросил свое ближайшему продавцу, и тот ловко перехватил яблоко в полете. Мы прошли через весь торговый зал под тревожные взгляды продавцов, потом по давешнему коридору вошли в помещение поменьше, уставленное витринами с бутылками вина, свернули налево в дверь и оказались во внутреннем дворе, перекрытом двускатной легкой крышей. Здесь не было никакого дождя, грунт был плотно прибит и сух. С балки свешивался большой фонарь, мощности которого, наверное, хватало, чтобы осветить весь двор. Вдоль стен стояли штабеля коробок, свободными оставались только участки с большими проемами – наверное, для подачи груза внутрь помещения. Посреди двора свободно помещалась телега без лошади. На телеге громоздились два ряда ящиков.
– Не стойте тут, пойдем дальше, – раздраженно бросил мне Теллер.
Мы вошли в один из стенных проемов, свернули снова влево и уткнулись в дверь.
– Мармеладный цех, – сказал Теллер и открыл дверь.
Это было длинное помещение, освещенное окнами, расположенными вдоль одной из стен. Под окнами стояли простые разделочные столы. Вдоль противоположной стены выстроился ряд плит – над каждой свой светильник с плоским светлым абажуром, чтобы давать максимум света. Такие же лампы свисали в ряд и с потолка. Пол был выложен простой, но красивой плиткой, а белые стены до половины закрашены коричневой краской. Посредине цеха высились целые груды круглых жестяных коробок непонятного для меня назначения. Вероятно, это были формы для мармелада. Только одна груда была разрушена – жестяные коробки раскатились по всему полу – как те восковые яблоки в центральном торговом зале. И там же лежало тело – лицом вниз. На спине белел клочок бумаги.
Я первым подскочил к трупу и схватил записку.
– Э! Постойте! – крикнул Ветошников. – Ничего не трогайте!
– Это чтобы сквозняком не сдуло! – сказал я и подмигнул моментально поскучневшему Теллеру.
Одного взгляда мне хватило, чтобы понять – записка на трупе была написана тем же почерком, что и письмо Бори.
«Красный Призрак заберет у тебя все!» – значилось в записке. Я передал ее Ветошникову.
– Странно, – сказал я, – что значит «заберет у тебя все»? При чем тут убийство?
– Григория Григорьевича нет сегодня? – спросил у Теллера сыщик.
– Он вчера уехал в Петербург. Но я отправил телеграмму. Вряд ли Григорий Григорьевич приедет, у него в столице свои дела. Так что придется нам справляться без него.
Вот как! – подумал я. – Странно, хозяина нет на месте, но Теллер не воспользовался этим, чтобы отшить меня! Это хорошо, у меня как раз есть несколько вопросов к господину ротмистру.
– Скажите, Федор Иванович, а те подземные ходы, которые мы с вами обнаружили, – я сделал многозначительную паузу, – вы их уже успели заделать?
– Давно, – мрачно ответил Теллер. – Давно и, поверьте, надежно. Елисеев сам проверял. С кувалдой. Через них теперь даже крыса не пролезет.
– Однако какая-то крыса все же пролезла, – указал на мертвеца Ветошников.
– Так точно, – ответил Теллер сухо.
– Ну, что же, давайте его перевернем, – предложил сыщик.
Мы с Теллером взялись за мертвеца и перевернули тело лицом вверх. Это действительно был молодой учитель немецкого языка, которого я еще так недавно видел в большом зале. На нем был светлый костюм, белая рубашка и узкий галстук в коричневую клетку. Галстук сбился набок, а рубашка на груди намокла от крови. Я потрогал пятно пальцем.
– Можно сказать – свежая, не то, что у того, прежнего тела.
– В каком смысле? – повернулся ко мне Теллер, тщательно вытиравший руки большим платком.
– А вы что думаете? – спросил я у Ветошникова.
– Думаю, да, – отозвался тот. – Сейчас приедет наш врач. Пожалуйста, Федор Иванович, распорядитесь, чтобы его впустили и привели сюда. А мы подождем вашего прихода и не будем ничего трогать.
Теллер подозрительно посмотрел на сыщика и, не говоря ни слова, вышел. Мы остались с Ветошниковым одни. Сначала этот толстяк бесцельно топтался у разделочного стола, глядя в окно, а потом повернулся и погрозил мне пальцем:
– Ну, господин Гиляровский, признавайтесь, в какие игры вы играете?