Еще через несколько шагов он наконец-то увидел «гениальное творение», которое представляло собой ничем не примечательный угловатый булыжник, позаимствованный, скорее всего, на какой-нибудь стройке, и рядом с ним текущую из открытого водопроводного крана воду. В паре шагов от «шедевра», выпятив грудь и заложив руки в карманы, стоял его создатель, сияющий самодовольной улыбочкой. Он слушал комплименты двух чопорных бабушек в старомодных шляпках и, как видно, пребывал на вершине блаженства.
– Гражданин Хухупкин? – одним лишь своим появлением разрушив этот миг нескончаемого счастья, строгим тоном поинтересовался Гуров.
Факей Сольби тут же поскучнел, несколько даже скукожившись и изобразив собой большой вопросительный знак. Его поклонницы быстренько ретировались, недовольно косясь в сторону невесть откуда взявшегося рослого типа, совсем не похожего на представителей здешнего «мира искусств».
– Да, это я… – блеющим голосом подтвердил «великий художник». – А в чем, собственно говоря, дело? Простите, я занят! – бесцеремонно отмахнулся он от очередной поклонницы, метнувшейся к нему с изъявлениями своих чувств.
– А дело вот в чем, – продолжил Лев, показав удостоверение. – Мне нужно задать вам несколько вопросов о вашей хорошей знакомой Стефании Свербицкой. Надеюсь, вы не скажете, что это имя вам неизвестно?
Растерянно подвигав перед собой руками, Хухупкин неохотно кивнул:
– Стефания? Да, мы с ней несколько знакомы… Вас интересуют детали наших взаимоотношений?
– Нет, ваши постельные дела меня не интересуют вообще, – отрицательно качнул головой Лев. – Прежде всего меня интересует, когда и при каких обстоятельствах вы видели ее в последний раз?
– С ней что-то произошло?! – захлопав глазами, недоуменно спросил Хухупкин.
– Это вот мы и выясняем, – пояснил Лев, не теряя выдержки. – Но я повторяю свой вопрос: когда и при каких обстоятельствах вы виделись с ней в последний раз?
– Знаете, точно даже не скажу, – пожал плечами «Факей Сольби». – Вероятнее всего, дня три назад. Да, да, да! Именно три дня назад. Она пришла сюда, на выставку, и мы вместе с ней пошли в кафе «Платан». Пили там кофе. Потом ей кто-то позвонил по телефону, и она сразу же ушла. Больше я ее не видел. Она мне не звонила, я ей тоже. Да и когда звонить-то? Поклонницы задолбали вконец… Вон, еще две тащатся! Ща начнут излияния души… Девочки! Я занят, подойдите попозже… – скрипуче уведомил он двух раскрашенных девиц в мини-юбках, взирающих на все сущее взглядом олененка Бэмби, только что появившегося на свет.
На вопрос Гурова о содержании телефонного разговора его собеседник, пощипав себя за бороду, только и смог припомнить, что звонившему Стефания нервозно заявила: «Это не мне, это вам нужно! Значит, условия буду ставить я!» – и почти сразу же после этого ушла, даже не попрощавшись.
– Хотите сказать, что этот разговор на нее очень сильно подействовал и она пребывала в каком-то ступоре?
– Да, похоже на то… – согласился Хухупкин. – Она еще и до этого как-то раз посетовала на то, что какие-то «мужланы» ее достали донельзя. Но что и как, объяснять не стала. Она вообще со мной не очень откровенничала. Основные темы наших разговоров были о новинках современного искусства, о ценах на выставочные экспонаты… Мне так кажется, она встречалась со мной не потому, что я ей нравился, а лишь для получения интересующей ее информации, – резюмировал он, скорбно заломив брови.
– Как вы считаете, если бы Стефания вдруг захотела залечь на дно, где бы она могла спрятаться? – спросил Гуров.
Подергав себя за бороду, Хухупкин предположил, что, скорее всего, она могла бы пойти к его коллеге Авдею Мишелло, по паспорту – Леониду Крысонову. По его словам, «постельный этап» отношений Свербицкой и Крысонова закончился уже давно, однако они остались хорошими друзьями и продолжали поддерживать приятельские связи. Кроме того, Хухупкин назвал еще около десятка известных ему фамилий, с кем у Стефании были романы самой разной продолжительности.
– М-м-м… Васька Жерехов, абстракционист. С ним она трахалась около месяца. Потом ушла к сюрреалисту Гошке Абдураилову, но буквально на пару недель. Потом месяца три кувыркалась с концептуалистом Федькой Тормозных. С Витькой Андрейчуком перепихнулась всего один раз, так, для интереса. Кто же еще?..
Взяв на заметку все названные имена, Гуров на прощание вручил Хухупкину свою визитку, уведомив о том, что, как только ему что-то станет известно о Стефании, он должен будет немедленно позвонить в любое время дня и ночи.
– Это и в ее интересах, – добавил он. – Мне так думается, ввязалась она в очень опасную игру, которая для нее может закончиться не самым лучшим образом.
Лев уточнил, где именно может найти Авдея Мишелло, и направился к стенду с вывешенными полотнами «а-ля Винсент ван Гог». Невдалеке, установив рядом со своими картинами мольберт, что-то вырисовывал крупный щекастый гражданин лет сорока пяти, с мощной шеей и щетинистыми рыжими усами. Узнав, кто и зачем к нему пожаловал, он отложил свои кисти и, встав со складного стульчика, со вздохом сообщил, что со Стефанией они не виделись уже давненько.
– Недели две, как минимум… – произнес он хрипловатым баском портового грузчика. – Да, собственно говоря, нас с ней уже мало что связывало. Она иногда покупала мои полотна. Как недавно мне стало известно, их она выставляла на зарубежных аукционах. Зарабатывала на этом неплохо.
Разговор неожиданно прервал худощавый гражданин среднего роста, с горящими глазами старателя, попавшего на золотоносные пески. Подбежав к незаконченной картине, он некоторое время восхищенно всплескивал руками, после чего, поманив к себе рукой столь же худоватую даму, только ростом пониже, с дрожью в голосе провозгласил:
– Эрочка, согласись – это божественно! Ты глянь, какова глубина художественного замысла! Верхняя часть картины – вселенская ночь, яркий апельсин луны и пронзительные колокольчики звезд. И – чистое белое поле вечного дня, рвущегося снизу, вместе с восходящим солнцем. Которое где-то там, далеко внизу, но оно есть! Есть! Простите, сколько вы хотите за это чудное полотно? – трепетно дыша, повернулся он к «Авдею Мишелло».
– Э-э-э… Так я его еще не… – начал было говорить художник, но мужчина тут же перебил его:
– Да, да, я понимаю! Вы его еще не оценивали у специалистов. Хорошо! За пятьдесят тысяч рублей вы мне его не уступите?
Разведя руками, «Авдей Мишелло» с тягостным вздохом согласился:
– Ну, разве что только из уважения к истинному ценителю искусства…
Проводив взглядом ликующую пару (эдакий шедевр оторвали, можно сказать, за бесценок!), Гуров продолжил разговор:
– То есть, где сейчас может быть Свербицкая, вы не в курсе?
– Нет, конечно! Да и никто из этой тусовки вам, скорее всего, ничем помочь не сможет. Нет! Она сюда ездила, только чтобы, так сказать, оттянуться. И все! Какие-то иные ее дела были не для здешних ушей… – Художник хрипловато рассмеялся и добавил: – Я только лишь раз был свидетелем того, как она какому-то типу отдавала распоряжение. Он как-то так незаметно сбоку прибился и что-то ей шепотком доложил. Она на него глянула, как барыня на своего холопа, и важно обронила: «Ну, ты сам знаешь, что и как делать в такой ситуации!»