Поблагодарив за интересную информацию, Лев вышел из здания и, набрав номер Жаворонкова, поручил ему набрать максимум сведений о ЦДП «Зорька ясная». Сев в свой не единожды испытанный временем и дорогами «Пежо», он отыскал в памяти домашний адрес Бориса Вологодцева и, запустив мотор, направился в Мневники на улицу Стрелецкую, чтобы пообщаться со Стефанией Свербицкой и, по возможности, опросить ее соседей.
К Стефании у Гурова после посещения больницы возникло много вопросов. Например, об обстоятельствах, при которых она, по ее утверждению, застала своего мужа в тот момент, когда он пытался совершить нечто нравственно недопустимое и уголовно наказуемое. Интересовало и многое другое. В частности, проведение психологической экспертизы состояния ребенка тоже вызывало немало вопросов.
Завернув по пути в одну из кафешек типа бистро – время уже приближалось к обеду, – вскоре Лев рулил по одной из немноголюдных столичных улиц. Она была застроена девятиэтажками времен семидесятых и изобиловала зеленью деревьев, тянущихся шеренгами вдоль тротуаров. Остановившись невдалеке от дома номер тридцать, он прикинул, в каком именно подъезде может быть квартира семьдесят девять.
Конечно, было бы здорово, если бы у этого подъезда на лавочке тусовался традиционный консилиум местных пенсионерок – лучшего источника информации и не придумаешь. Но на лавочках, увы, почему-то было пусто, бронедвери подъездов неприступными твердынями охраняли покой их обитателей, даже случайные прохожие проходили мимо дома лишь время от времени. Впустить его было некому, поэтому Гуров решил, не мудрствуя лукаво, воспользоваться обычной процедурой. Подойдя к домофону, он набрал номер семьдесят девять и после пятого или шестого гудка услышал женский голос:
– Кто там?
В течение доли секунды составив по интонации и тембру голоса, по заложенным в него оттенкам эмоций мысленное представление о характере откликнувшейся ему особы, он деловито и даже сухо представился:
– Старший оперуполномоченный Главного управления угрозыска Гуров. Я хотел бы побеседовать с госпожой Свербицкой, задать несколько вопросов в рамках расследования уголовного дела Бориса Вологодцева.
После сказанного им на некоторое время установилось растерянное молчание.
– Так, а-а-а… Мое заявление лежит в прокуратуре, мой пока еще муж сейчас в СИЗО. М-м-м… А при чем тут полиция? – явно выйдя из внутреннего равновесия, спросила Стефания с уже заметным раздражением.
– Как это – при чем? – размеренным голосом отчеканил Лев. – Ни одно уголовное расследование не может пройти мимо нашей конторы, на то мы и уголовный розыск. Нет, если вы не можете пообщаться со мной сейчас, то я могу прислать вам повестку. Как на это смотрите? – Уже и не рассчитывая на то, что его впустят, он, тем не менее, продолжал нажимать на металл в голосе.
И это подействовало.
– Ну-у… Заходите, – неохотно пригласила его собеседница. – Моя квартира на третьем этаже.
Закурлыкал электронный замок, и Гуров ступил в подъезд. Когда он поднялся наверх по гулкой безлюдной лестнице, из-за двери семьдесят девятой квартиры выглянула ее хозяйка – яркая брюнетка с хорошеньким личиком, но не очень приятным (как назвал бы Стас – «гадючьим») взглядом больших, красиво очерченных глаз. С плохо скрытой тревогой вглядываясь в незнакомца, Стефания внимательно изучила его служебное удостоверение и наконец пригласила войти.
Судя по прихожей, выглядевшей весьма не бедно, можно было сделать вывод, что проживающие здесь люди особой нужды не испытывают. Лев прошел в гостиную и окинул взглядом большую, хорошо обставленную комнату с фасонистыми шкафами, в которых за стеклом красовалась дорогая посуда, эксклюзивной люстрой, роскошным столом и не менее роскошными мягкими стульями (прямо-таки копия тех гамбсовских полукресел с сокровищами, которые искали Остап Бендер и Киса Воробьянинов).
Если заявление на Бориса и в самом деле полная лажа, то эта баба просто с жиру бесится, подумал Лев. Если она нигде не работает, если живет за счет мужа, то все эти излишества роскоши – его прямая заслуга. Значит, он один все это заработал, все купил, не исключено даже, по капризу этой своей зажравшейся бонвиванки. А если бы ее мечта осуществилась и он вдруг действительно сгинул бы в тюрьме, кто бы тогда оплачивал ее нынешнее безбедное разгульное житье? Любовник? Да какой идиот польстится на эту хронически озлобленную коброчку?!
Еще он обратил внимание на большой, писанный маслом пейзаж на малороссийские темы – с подсолнухами, хатами, крытыми соломой, с вербами над речкой и молодой парой в рубашках-вышиванках. Чем-то лицо «гарного хлопца», обнимавшего за плечо «красну дивчину» в роскошном венке из синих и желтых цветов, ему показалось знакомым. Еще раз вглядевшись в черты худого, нервического лица с глубоко посаженными глазами недолеченного шизофреника, Гуров понял, что это – не кто иной, как Степан Бандера. «Видимо, это не просто память о «ридной Львивщине», – мысленно отметил он. – Это, скорее, символ личных убеждений…»
По приглашению Стефании он опустился на один из стульев, сама она села через стол напротив. Достав и прикурив тонкую сигарету, женщина выжидающе взглянула на гостя и манерно произнесла:
– Слушаю…
Кивнув, Лев попросил рассказать о событиях, которые и стали поводом написать заявление на Бориса Вологодцева. Стефания, пустив дым кольцами, с подозрительностью во взгляде тут же пожелала уточнить: а для чего это нужно?
– Все поминутно я изложила следователю, он записал… В связи с чем появилась необходимость вновь обсуждать то, что уже обсуждалось ранее? – стряхивая пепел, поинтересовалась она.
– В связи с тем, что доказательная база виновности Вологодцева не очень надежна и на суде это дело может развалиться, решено все факты отработать еще раз. Преступник не должен уйти от наказания. – Гуров говорил в нарочито многозначительной выспренней манере, давая понять своей собеседнице, что он скорее ее союзник, нежели оппонент.
Это сработало, и Стефания, попыхивая дымком сигареты, рассказала, что неделю назад она была на выставке современного искусства, где обсуждала с известным художником-неопетрогонистом Факеем Сольби его новый шедевр – «Камень у водопада».
– Вы эту работу еще не видели? Напрасно! Многое потеряли… – Свербицкая восхищенно скривила ярко накрашенные губы. – Советую хотя бы раз увидеть это бесподобное творение.
Лев пообещал, что обязательно восполнит досадный пробел в своем культурологическом кругозоре, мысленно резюмировав, что нет на свете большего идиотизма и уродливой бездарности, чем это самое «современное искусство». Ну, а его собеседница, уточнив, что вернулась домой ровно в четырнадцать тридцать, перешла к увиденному в квартире, изобразив при этом беспредельное возмущение.
По ее словам, еще в прихожей она услышала приглушенные голоса Бориса и Наташи, которые доносились из спальни. Даже не подумав о том, что это может значить на самом деле, она без «задней мысли» заглянула в спальню, а там!.. Увиденное Стефанию потрясло до глубины души, и она едва не упала в обморок. Борис, вскочив с постели, поспешил одеться и стал уверять ее в том, что это – совсем не то, что она подумала.