– То есть можно обманывать себя призраком работы: открыть какую-нибудь швейную мастерскую, устроить школу, поступить на курсы… А если я ни первого, ни второго, ни третьего не желаю? Мне нужен такой труд, который бы поглощал меня всю, без которого я не могла бы существовать. Я понимаю политических деятелей, понимаю всех этих борцов за идею. Вот вы, например, сидите на своей мельнице, и никуда вас не тянет, ничто вам не напоминает, что каждый прожитый день – тяжелое обвинение против вас в собственной ничтожности. Знаете, я думала о ваших планах несколько раз… Если бы вы не открыли этой Америки раньше меня, я занялась бы этой хлебной торговлей. Известная цель впереди делает человека счастливым.
– Но ведь вы знаете, что моя Америка открыта не мной и раньше меня?
– Знаю… знаю… Но важно вот что: все убеждены в справедливости известной идеи, создается ряд попыток ее осуществления, но потом идея незаметно глохнет и теряется; вот и важно, чтобы явился именно такой человек, который бы стряхнул с себя все предубеждения и оживил идею. Помните Темир-Ленка [28] , который наблюдал муравья, сорок раз поднимавшегося с зерном в гору и сорок раз свалившегося под гору? Ведь в сорок первый раз он втащил-таки свое зерно.
– Мне кажется, что вы меня не так поняли, Софья Игнатьевна, – заговорил Привалов. – Для осуществления моих планов нужен не один человек, не два, а сотни и тысячи людей… Я глубоко убежден в том, что эта тысяча явится и сделает то, чего мы с вами не успеем или не сумеем.
– Мы с вами?
– Отчего же вам не работать в том же направлении, но совершенно самостоятельно? Все средства в ваших руках.
– А сознание-то своей негодности, которое тянет, точно привязанная к ноге гиря?.. Нет, я сегодня положительно хандрю и, вероятно, успела вам надоесть с своим я.
При посредстве доктора между Зосей и Приваловым завязались полудружеские отношения. Привалов начинал ездить в коши все чаще и чаще; ему нравилось общество Зоси, которая держала себя просто и непринужденно, хотя иногда и капризничала по своему обыкновению. Одним из таких капризов Зоси было непременное желание познакомиться с попом Савелом, о котором она много слышала от Привалова. В одно прекрасное утро Привалов и поп Савел верхами приехали в коши, и Зося осталась в восторге от оригинального попа, который забавлял ее своим ядовитым, озлобленным умом. Странную картину представлял теперь кош Зоси, где на мягком бухарском ковре, поджав ноги, сидел поп Савел, а Зося учила его играть в домино.
– Что же, вы так и думаете пропадать в сельских попах? – спрашивала Зося своего оригинального гостя.
– Нет… Уйду в монахи!..
– Да-а… – задумчиво протянула Зося. – А пока вы еще не отрешились от нашего грешного мира, завертывайте ко мне вместе с Сергеем Александрычем.
XIII
Зося не обманывала Привалова: на нее действительно находили минуты тяжелого сплина, и она по целым часам оставалась неподвижной. Эти припадки тоски очень беспокоили доктора, но что он мог поделать против них?
Однажды, когда Зося в минуту сплина лежала бледная и равнодушная на своей постели, в кош стремглав вбежала Хиония Алексеевна.
– «Гордец» едет… «Гордец»!.. – кричала она, размахивая руками.
– Вероятно, вы ошиблись? – равнодушно спросила девушка.
– Уж извините… Да я «гордеца» за сто верст узнаю: точно вяленая рыба сидит на лошади, и ноги болтаются, как палки.
– Вы куда это, Хиония Алексеевна? – остановила Зося, когда Заплатина направилась к выходу.
– Как куда? Вы думаете, я останусь здесь, чтобы любоваться на вашего гордеца?.. Ну, уж извините, этого никогда не будет!.. Я бедная женщина, но я тоже имею свою гордость.
Через минуту в кош вошел Половодов. Он с минуту стоял в дверях, отыскивая глазами сидевшую неподвижно девушку, потом подошел к ней, молча поцеловал бледную руку и молча поставил перед ней на маленькую скамеечку большое яйцо из голубого атласа на серебряных ножках.
– Я не ожидал встретить вас такой печальной, Софья Игнатьевна, – проговорил он, опускаясь прямо на пол по-турецки. – Я пришел утешить вас… как ребенка, который обжег палец.
– Благодарю…
Зося подавила серебряную застежку и открыла яйцо: на дне, на белой атласной подушечке, спал, как ребенок, крошечный медвежонок с черным пушистым рыльцем и немного оскаленными мелкими зубами. Девушка тихо вскрикнула от удивления и молча пожала руку Половодова, этого старого неизменного друга, который был всегда одинаков с нею. Его ухаживания не надоедали Зосе, потому что Половодов умел разнообразить свое поведение. Настоящий подарок был chef d’oeuvre’ом его изобретательного ума, и Зося понимала, что никто другой не придумал бы такого сюрприза. Половодов остался очень доволен впечатлением своего подарка, который он обдумывал в течение двух месяцев, когда сидел в Узловско-Моховском банке за кипами разных банковских дел.
– Вы, вероятно, приехали с новостями? – спрашивала Зося, вынимая медвежонка из яйца; он несколько раз сладко зевнул и лениво посмотрел кругом блестевшими синими глазками. – Ах, какой смешной бутуз!!.
Пока Зося дурачилась с медвежонком, который то лизал ей руки, то царапал толстыми лапами, Половодов успел выгрузить весь запас привезенных из Узла новостей, которых было очень немного, как всегда. Если зимой провинция скучает отчаянно, то летом она буквально задыхается от скуки.
– И только? – усталым голосом спрашивала Зося, когда Половодов кончил свое повествование.
– Нет, есть еще… – нерешительно проговорил Половодов. – Только вы сегодня, кажется, не в таком расположении духа, чтобы выслушать меня с надлежащим вниманием.
– Нет, я буду вас слушать, – с капризными нотками в голосе отозвалась Зося; она любила командовать над этим обожателем и часто с истинно женской жестокостью мучила его своими бесчисленными капризами.
– Послушайте, Софья Игнатьевна… – тихо заговорил Половодов, опуская голову. – Я буду говорить с вами как ваш старый, самый лучший друг.
– О нет, что хотите, только, пожалуйста, избавьте меня от вашего дружеского участия!.. – как-то застонала девушка.
– Вы не хотите меня понять, Софья Игнатьевна…
Зося молчала; она слышала, как Половодов нервно хрустнул своими пальцами, – это была одна из его мещанских привычек, о которой в минуту волнения он забывал.
– Вы знаете, Софья Игнатьевна, что я поклоняюсь женщине, – проговорил Половодов с теми задушевными нотками в голосе, какими он умел пользоваться в критическую минуту. – Это мой культ… Но я поклоняюсь женщине не за одну красоту, нет, этого еще мало, а главным образом за то, что женщина – великая сила!.. Посмотрите, каких мы глупостей ни наделаем для любимой женщины!.. Самые трезвые и черствые натуры теряют голову и удивляют мир своими юношескими увлечениями. Помните того французского адвоката, который в каждом процессе спрашивал: «Где женщина?» Ведь это великая истина, которая так же справедлива, как то, что мы все родимся от женщины. Если бы дело шло о сравнениях, я сравнил бы влияние женщины с той скрытой теплотой, которая, по учению физики, спаивает малейшие атомы материи и двигает мирами…