— К сожалению, — в тон отозвался Ингви, — я не могу воспользоваться вашим любезным предложением. Я почитаю себя оскорбленным, и никакие объяснения Алекиана не вернут жизни моему подданному, убитому имперскими агентами. Видите ли, у меня есть некоторый опыт общения с императорами — а потому я не сомневаюсь, что все мои требования будут удовлетворены и необходимые извинения Алекиан мне принесет… в Гонзор. В столицу этого края, которую я намереваюсь захватить!
— Да… но…
— Никаких «но», сэр Менгрон! Одно дело, если претензии императору высказываются у границ его владений, и совсем другое дело — если они звучат из оккупированной столицы имперской провинции!
* * *
Каждый день подходили подкрепления — из гевского захолустья, из Андруха, из Дрига. Сперва Гезнур лично встречал вновь прибывших, потом перестал, чтобы не расстраиваться жалким видом являющихся в лагерь добровольцев. Гева, хотя и одно из крупнейших королевств Империи, тем не менее, уже отправила в войско всех, кого только могла. Теперь приезжали дряхлые рыцари, на старости лет воспылавшие желанием последний раз послужить короне и окончить дни не в постели, а на бранном поле. Приезжали юнцы, только-только вышедшие из подросткового возраста. Этих привлекали трофейные доспехи и оружие, щедро выдаваемые королем Гевы. Наивные ребята мечтали о подвигах, эти грезы привлекли даже нескольких юных болотников… Довольно большой отряд латников прислал из столицы Гюголан, командовавший ими капитан вручил Гезнуру письмо старика, где стояли, между прочим, такие слова: «…и надеюсь, ты знаешь, что делаешь, так как в Геве не осталось больше людей, способных сражаться». Прослышав о первой победе, к армии присоединились несколько отрядов наемников — поскольку сезон закончился, и найма не предвиделось, почему бы не попытать счастья под знаменами победоносного монарха? По крайней мере, часть жалованья в этом походе платит казна… Некроманты не успели увеличить численность войска мертвых, они спешно готовили к битве оружие и доспехи, а также занимались изготовлением усиленных магией стрел. Этим оружием снабдили королевских стрелков. Кроме того, плотники соорудили шесть деревянных башен. Наблюдая за возведением громад, дворяне гадали, какой хитростью Гезнур вынудит имперцев атаковать эти сооружения.
Кто пришел под знамя с драконом из наивности, кто из жадности, а кто и по откровенной глупости — но гевская армия восстановила численность после кровопролитной битвы с имперцами ок-Икерна. К сожалению, качественно эта армия заметно уступала войску Алекиана… А император тоже подтягивал резервы и готовился выступать.
Около недели армии простояли друг против друга, затем Гезнуру донесли, что во вражеском лагере замечена суета — похоже, имперцы желают выступить в поход. Король лично съездил на разведку, понаблюдал за сборами в имперском лагере, проследил, как перемещаются высланные Алекианом разъезды и дозоры… По всему выходило, что император двинется по дороге, идущей мимо Анрака, но, разумеется, не доходя до замка, свернет через поле на другую дорогу, проходящую севернее, и двинется в обход с тем, чтобы прорваться к центральным областям Гевы. К югу находятся болота и редколесье, там армия не пройдет, дорога у стен замка, под обстрелом, тоже исключается — значит, Алекиану остается только северный маршрут. Через вспаханное, засеянное озимыми, поле, раскисшее из-за постоянных дождей. Что ж, значит, именно там, на поле имперцев и предстоит встретить войску под знаменем с белым драконом…
Гезнур велел перекопать рвами дорогу, огибающую замок Анрак — чтобы затруднить движение по ней, если имперцы все же рискнут двигаться этим путем. Если Алекиан выберет этот маршрут, гевцы успеют возвратиться и перехватить его на марше под анракскими стенами.
Затем отряды наемников один за другим стали сниматься с лагеря и уходить на север. Деревянные башни разобрали и по частям повезли туда же — установить на засеянном озимью поле. На поле Анракского сражения, которому, вне всяких сомнений, суждено войти в историю — независимо от исхода.
Когда кавалерия влетела в ворота, пронзительно взвыли трубы, и фенадцы, прятавшиеся за щитами, бросились к лестницам. Во дворе все смешалось, гномы из расчетов катапульт сбились в тесный строй, чтобы лучше противостоять коннице, но всадники тут же отшвырнули передних, опрокинули в пыль и принялись распихивать нелюдей. Гратидиан решил, что гномы не устоят и бросился со своими людьми к недостроенному жилому зданию. Кавалеристы их не преследовали, так как увлеклись схваткой с гномами — тем удалось, отступив, снова сплотить ряды. Латники гоняли коней вокруг гномьего строя, стараясь не попасть под удар, несколько человек уже валялось на земле среди груд стружек, щебня и строительного мусора, пронзительно визжали раненные лошади — карлики, если им удавалось дотянуться до противника, валили с одного удара хоть наездника, хоть коня.
Кое-кто из фенадцев скакал под стенами, стараясь достать копьем защитников. Один гном умудрился спрыгнуть со стены прямо на голову наезднику, конь, отягощенный двойной ношей, принялся брыкаться, столкнулся с латником, увертывающимся от удара гнома-катапультщика, воины и лошади рухнули, подняв тучу пыли, только копыта замелькали над плотными серыми клубами…
Гномам на стене стало трудно отбивать удары с двух сторон, они растерялись, и распаленные боем фенадцы уже влезли в нескольких местах через низковатый по человеческим меркам парапет…
На дальней от дороги стороне двора снова с грохотом обрушился кусок стены, правда, теперь никто туда не глядел. Конные латники, заметив бегство Гратидиана, устремились за ним, успели растоптать оруженосца короля, но преследовать в здании не решились — боялись спешиваться. Сам Гратидиан отбивался, заняв позицию на высоком крыльце. Все больше и больше ополченцев лезло на стену, гномы пятились, свирепо скалились, били наотмашь, но ничего не могли поделать с постоянно прибывающими противниками.
И тут на склоне, в лагере Альгейнта, снова взвыли трубы — но теперь звук был другой, визгливый, даже истеричный. Успевшие подняться на стену фенадцы, заорали, оглядываясь на собственный лагерь, там шел бой. Невесть откуда взявшаяся армия напала на позиции, растянутые вдоль крепостных стен. Ополченцы заметались, а гномы, воспрянув духом, снова навалились на штурмующих, хрипло выкрикивая девизы своих кланов.
Остававшиеся под стеной фенадцы, бросив подвижные щиты и лестницы, помчались по склону вниз, навстречу новому противнику, а над лагерем уже поднимался густой дым, горели шатры и повозки… Гратидиан Фенадский в помятом шлеме и разодранном плаще приплясывал на крыльце недостроенного дома, размахивал окровавленным клинком и орал что-то нечленораздельное, наблюдая, как скачут прочь всадники. Минутой позже во дворе не осталось ни одной лошади, за исключением сраженных гномьими топорами. Крактлин, уронив секиру, сел в пыль и заплакал. Никто не смеялся, глядя, как катятся на черную бороду огромные слезы — гномы вполне разделяли чувство командира. Братья пришли на помощь, братья спасли… Войско Вольных гор подоспело на выручку. А внизу, под горой, штурмовая машина продолжала буравить склон — находившиеся в ней люди не могли распознать панические сигналы труб и не слышали новой битвы…