И снова, едва схватка сместилась от башен на открытое пространство, преимущество имперцев стало очевидно. Они окружили троллей и оттеснили гевских всадников, которые — впрочем, довольно вяло — пытались пробиться на помощь. Тролли ревели, размахивали дубинами, всадники, лишенные подвижности рыхлой почвой, падали под ударами, но упорно атаковали. Тролли оскальзывались в бурой от крови грязи, спотыкались о закованные в сталь трупы… Вот свалился один гигант, за ним другой… Гырмынг протяжным ревом призвал оставшихся сородичей к отступлению. Разъярившиеся имперцы набросились на отходящих… к линии башен Гырмынг пробился в одиночку. Трое рыцарей — гвардейцы в тяжелых латах — подвели коней к башне в центре и слаженно толкнули в стену. Стелы (простые, лиенные магического заряда) сыпались сверху, не причиняя воинам вреда Угол основания глубоко погрузился в жидкую грязь, огромное сооружение с протяжным скрипом, заглушающим крики стрелков на верхней площадке, накренилось и начало падать. Лучники в сине-зеленых плащах, визжа и размахивая конечностями, посыпались со стремительно клонящейся верхушки. Треск, грохот, гулкий удар — башня рухнула в грязь и развалилась на куски.
Гвардейцы, обрушившие строение, устремились в пролом, за ними, перебираясь через горы трупов, уже подходила пехота… На флангах, справа и слева от линии башен, имперцы уже сошлись врукопашную с наемниками… Из-за дождя ни те, ни другие не могли пустить в ход луки, тем быстрее они сблизились и вступили в бой…
Сквозь крики и лязг стали проступил ритмичный грохот барабанов, гевская кавалерия отступала и вместо нее в центре поля навстречу имперцам двинулись ровные ряды рослых солдат в черном.
— Глядите-ка, господа, — Алекиана привстал в стременах, указывая в сторону поля боя, — рухнула третья башня, белые драконы валятся в грязь, а наши львы наступают! И дождь прекращается! Это ли не гилфингов знак?!
Рыцари свиты переглянулись, Кенперт вздохнул, а Валент осторожно пожал плечами. Дождь в самом деле прекращался — но что с того? В мокром королевстве дождь постоянно либо начинается, либо прекращается… либо льет сутками кряду непрерывно…
Что же до львов и драконов… Пешие на флангах сражались, увязая в грязи, почти на том же месте, где вступила в бой. Наемники дрались умело и упорно, численно превосходящая имперская пехота потеснила их совсем незначительно, а в центре…
Как раз в тот миг, когда император произнес слова о «гилфинговом знаке», маршал-некромант взмахнул чудовищным мечом и обрушил лезвие на вырвавшегося вперед рыцаря, клинок разрубил толстую сталь на конской груди и рассек плоть, животное с диким ржанием рухнуло в грязь — а длинный меч продолжил движение, как будто никакого препятствия не встретилось ему на пути. Могнакский колдун сделал шаг, меч над его головой завершил оборот и снова с грохотом обрушился на противника — этот рыцарь успел развернуть коня и нанести удар собственным клинком. Тяжелый двуручник, не прерывая вращения, отбросил меч имперца, перерубил пополам туловище в кирасе и конскую шею — два уродливых обрубка, секунду назад бывшие всадником и лошадью, завалились в грязь, исторгая потоки крови, а некромант сделал новый шаг, вращая красное, разбрызгивающее кровавые капли, лезвие… За спиной мистика трещали барабаны, сплоченной массой шагали закованные в доспехи магики, а зомби, ритмично взмахивая зловеще мерцающими лезвиями, черным клином следовали за колдунами, не сбиваясь с шага и не теряя строя. Имперские кавалеристы, следовавшие в задних рядах, не знавшие о новом противнике, продолжали напирать, охваченные общим победным настроем, а с тылу на следом за ними шли пешие воины, проваливаясь по колено в густо взбитую багровою грязь, перелезая через поверженных троллей и груды тел сраженных нелюдями воинов…
Но император Алекиан этого видеть не мог, так как именно в ту минуту, когда некромант сделал новый шаг, а отброшенные его мечом фонтанирующие кровью обрубки валились наземь, позади свиты раздались крики:
— Во имя Гилфинга Пресветлого! Расступитесь, мои добрые господа! Именем его высокопреосвященства!
Рыцари и латники расступались, удивленно разглядывая монахов, едущих в фургоне. Понурые усталые лошади с видимым трудом влекли фургон, узкие ободья колес глубоко погружались в рыхлую влажную почву… Алекиан оглянулся.
Заметив монаршее внимание, старший из монахов спрыгнул в грязь. Низко поклонился и заговорил:
— Ваше императорское величество, по распоряжению его высокопреосвященства архиепископа Мунта нами доставлен брат Когер!
— А, тот самый пророк…
— Да, ваше императорское…
— Давайте его сюда.
В фургоне засуетились, и рядом со старшим монахом в грязь плюхнулся другой — коренастый седоватый клирик с абсолютно заурядной внешностью. Согнулся в поклоне, забормотал приветствия…
— Приветствую, святой отец, — произнес император, — очень хорошо, что вы присутствуете здесь. Нынче на этом поле, думается мне, решится судьба Мира. Воины Империи, верные защитники Света сошлись в тяжелой схватке с порождениями Тьмы, нелюдями, чудовищам. И с людьми, ничем не лучшими, чем нелюди и чудовища… Надеюсь, вы не откажетесь произнести перед воинами одну из ваших замечательных проповедей?
Высказавшись, Алекиан вновь повернул голову и уставился туда, где сквозь вопли и грохот все явственней звучали барабаны некромантов. Когер торопливо забормотал, как он польщен, какая высокая честь для него… какое счастье лицезреть светлого императора и присутствовать при таких исторических событиях… Повелитель не слушал, он глядел вдаль — глядел, как имперские львы снова пятятся под напором черного клина армии мертвых, как падают один за другим его солдаты, сраженные заколдованным оружием… А их товарищи пятятся, их охватывает паника, ужас перед противниками, которых невозможно остановить!
— Итак, проповедь! — резко повторил Алекиан.
— Да, ваше… Ваше императорское величество… да… Но где же? И когда? Как?
— Здесь. Немедленно. С фургона. Сэр Валент, велите трубить! Сэр Кенперт, знамена вперед, ведите резерв! За мной!
Алекиан пустил коня по раскисшей пашне, следом за ним, нахлестывая несчастных лошадок, следовали фургоном монахи, посланники архиепископа Мунта, дальше — гвардейская полурота с Валентом Гранлотским во главе…
Навстречу им шли, плелись, скакали и бежали воины из Ванета, Тилы, Тогера… Они оторвались от размеренно надвигающегося черного клина и теперь торопливо отступали, боясь оглянуться и втягивая головы в плечи, когда казалось, что барабанная дробь, выбиваемая сержантами Могнака Забытого, приближается…
Монахи торопливо содрали тент с фургона — так, чтобы Когера было видно с разных сторон — и помогли проповеднику взгромоздиться на импровизированную трибуну из тюков и ящиков, сваленных на днище повозки. Внезапно подул холодный ветер, принес новые тучи. Небо над головой Когера потемнело, проповедник вздернул правую руку и неожиданно мощным голосом взревел:
— Братья мои! Дети мои! Слышите ли глас Пресветлого?!! — над лысиной клирика сверкнула молния и раскаты грома тяжко и сыто пророкотали в низком небе. — Именем Гилфинга обращаюсь к вам!!!