– А если изменится все? – спросила девочка. – Если я изменю мир, а людям не понравится?
– Ты не по годам смела, сильна и мудра. Око недаром к тебе тянется. Ему нужна мудрость, которой тебе хватает, а ему недостает. Оно считает, что уже может самовосстановиться, но опасается, что тогда принесет больше вреда, чем пользы. Поэтому ты нужна ему как наставник. Как помощник в том, чтобы изменить мир в лучшую сторону, а не в худшую.
– Ты в это веришь? – проговорила Калис.
– Стараюсь, – отозвался Кильон.
– Ты был добр к нам, ты позаботился о моей дочери. Но она не твоя, ты не вправе ею распоряжаться.
– Я и не помышлял о таком.
– Когда придет время, решение будет за ней. И за мной.
– Понимаю.
– Если Нимча отвернется от Метки, если ей не хватит сил в нее проникнуть, ты отнесешься к ее выбору с уважением.
– Конечно.
– Человек ты хороший, ты очень добр к нам, но, если заставишь мою дочь действовать вразрез с ее желаниями, я тебя убью.
– Другого я не жду, – отозвался Кильон, хотя прямота Калис пронзила ему душу.
Она говорила откровенно обо всем – и о его доброте, и о том, что готова его убить.
В том, что Калис сумеет это сделать, Кильон нисколько не сомневался.
– Пожалуй… – начал он и почувствовал, как мозг сжимают ледяные клешни субэпидермального слоя.
Из переговорного устройства донесся голос капитана: «Корабль на границе зоны. Приказываю немедленно принять антизональные. – Голос дрожал, словно, пока Куртана говорила, из ее тела извлекали пулю. – Боевая готовность на темно-синем уровне. Всем занять боевые посты и быть готовыми отразить удар. Дальнобойные фугасные пушки привести в боевую готовность и держать на прицеле наземные позиции черепов и установки с воздушными шарами. Огонь открывать по своему усмотрению. Прицельный обстрел из других орудий начинать лишь по моему приказу. Орудия будем включать в работу последовательно. Сбрасывать вышедшие из строя орудия можно лишь по моему приказу».
По-прежнему ощущалось напряжение, ледяные клешни то сжимали, то отпускали беззащитные мозговые доли, но уже через несколько секунд Кильон понял, что вытерпит. Ни галлюцинаций, ни дезориентации, ни мучительной тошноты не было. Пока.
– Мы пересекли границу зоны, – объявил он. – На воздушном корабле мы быстро до нее добрались. И надеюсь, пересечем так же быстро. Как вы себя чувствуете?
– Я – хорошо, – ответила Нимча.
– Мы справимся без твоих лекарств, – добавила Калис, будто Кильон сомневался.
– Не мучайтесь понапрасну. К прилету на Клинок вы обе нужны нам сильные и здоровые. Если понадоблюсь, я буду на мостике.
– Мы идем с тобой, – объявила Калис.
– Здесь безопаснее. Боюсь, перед высадкой на Клинок мы встретим сопротивление.
– Полной безопасности нет и здесь, – возразила Калис. – Нимча хочет видеть Клинок.
Кильон повел их на мостик. Он слишком резко встал и теперь пошатывался. Зональное недомогание проявлялось как легкое отравление. Как правило, в течение нескольких часов симптомы усиливаются, но Кильон надеялся, что «Репейница» пересечет зону прежде, чем его состояние значительно ухудшится.
Они добрались до мостика. Двигатели гудели, авиаторы периодически стреляли из пушек, чтобы те не покрывались льдом. Кильон слышал пулеметные очереди. А раз в несколько минут, когда стреляли из дальнобойных пушек – учебными снарядами, а не фугасными, как обычно, – содрогался весь корабль. За пределами относительно безопасной гондолы члены экипажа в масках и очках обслуживали двигатели и аэродинамические установки. Авиаторы едва двигались, задубевшие куртки покрылись изморозью, сделав их похожими на припорошенные снегом статуи. На той же высоте летели «Киноварь» и «Хохлатка ольховая» – два других охранника, пристроившиеся за «Репейницей». По плану корабли прикрывали друг друга, но Кильону они казались далекими и хрупкими, как украшения из проволоки и рисовой бумаги. Возникла беспощадно четкая мысль: «Если положимся на них, нам конец». Драться до последнего – лучший вариант для экипажа любого корабля.
«Неужели я начинаю мыслить, как Куртана?» – спросил он себя.
Куртана уже стояла на мостике, у главного пульта управления. На шее – кислородная маска, обе руки – на штурвале, а любой из медных рычагов регулирования тяги или высоты она могла подправить в мгновение ока. Спина прямая, ноги широко расставлены – Куртана словно приготовилась к схватке с беснующимся зверем, в которой уповать могла только на свои волю и разум.
– Двигатель номер один в порядке, – доложил Аграф, глядя на датчики. – Номер два в порядке. Номер три в порядке. Номер четыре в порядке. Все двигатели на трех тысячах оборотов в минуту, работают в стандартном температурном и топливном режиме.
– Получены сообщения с «Киновари» и «Хохлатки ольховой», – доложил Тарджет, оператор гелиографа.
Оба корабля рапортовали об успешном вхождении в зону и бесперебойной работе всех механических систем.
– Нам слишком везет. – Куртана четким умелым движением подрегулировала рычаг. – Так не бывает. Нижний пост наблюдения, что творится под нами?
– Отряды черепов в постоянном движении, хотя на наше присутствие пока не реагируют, – доложил оператор перископа, не отрываясь от окуляра. – Шары привязаны, пушки не стреляли.
– Долго такое не продлится. Аграф, сообщай мне о состоянии двигателей. – И, не оборачиваясь, Куртана добавила: – Доктор, спасибо, что присоединились к нам.
О своем приходе Кильон не объявлял, значит Куртана увидела его отражение в окне.
– Надеюсь, все члены экипажа приняли антизональные?
– Как послушные детишки. – Куртана поднесла маску к лицу и сделала несколько живительных вдохов. – Скоро препарат начнет действовать?
– Боюсь, лучше, чем сейчас, вам не будет. Зато и намного хуже не будет.
– Ощущения такие, будто меня катают в бочке, а голову при этом сжимают клещами.
– Если не можете терпеть, я увеличу дозу. Но на вылете из зоны за это придется поплатиться.
– Тогда я пас. Я не имею права расслабляться до самого Клинка. – Лишь теперь Куртана оглянулась, буквально на миг, и снова сосредоточилась на пульте управления. – Калис, Нимча, я не ждала вас на мостике. Может, вернетесь к себе в каюту? У нас тут… неспокойно.
– Хочешь сказать, что я должна уберечь дочку от того, что может ее расстроить? – спросила Калис.
– Если тебе угодно так выразиться, то да.
– Ты понятия не имеешь, что довелось пережить Нимче. Эти проблемы для нее – пустяк.
– Ладно, оставайтесь, если хотите, возражать не буду. Только держитесь подальше от инструментов и иллюминаторов.
Грохнули тяжелые пушки, мощная отдача заставила гондолу содрогнуться.