Обреченный мир | Страница: 47

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Они, конечно же, в курсе, кто вы такой?

– Нет, – мотнул головой Кильон, застегивая рубашку, – совершенно не в курсе. Буду премного благодарен вам, если пока это так и останется.

– Почему вы им не рассказали?

– С молодой женщиной и ее ребенком мы едва знакомы. А у Мероки, другой девушки, веские причины ненавидеть таких, как я.

– Рано или поздно она узнает правду.

– Да, понимаю. Я просто надеюсь завоевать ее уважение, чтобы, когда это случится, Мерока не вышвырнула меня из ближайшего окна. Уверен, она на это способна.

– Вспыльчивая особа.

– У нее есть повод.

Гамбезон насупился:

– Пока я не стану возвращать вас к спутницам. У нас есть одиночка, боюсь, еще неуютнее той каморки, откуда я вас забрал. Нет, вам там будет… неплохо… тепло. Я позабочусь, чтобы вас прилично кормили, ну, насколько позволяют наши пайки.

– Вы очень любезны, доктор Гамбезон.

– Не исключено, что утром мне захочется осмотреть вас снова. Сейчас меня ждут другие пациенты.

– Я готов помочь, – сказал Кильон.

– Ваше предложение принято к сведению. Разумеется, его нужно обсудить с капитаном Куртаной. Не обещаю, что она его примет. У многих из нас укоренившаяся неприязнь к ангелам сильнее и глубже тех чувств, что мы испытываем к Клинку.

– Понимаю.

Гамбезон замялся:

– Раз уж мы говорим откровенно, как коллеги… Ваши спутницы заслуживают моего пристального внимания? Ничего особенного вам в глаза не бросилось?

Кильон покачал головой, надеясь, что получилось естественно.

– По-моему, нет. Хорошее питание, еда и питье им не помешают. Помимо этого никаких проблем не вижу.

– Даже у матери с дочерью?

– Они многое вынесли без посторонней помощи. Поверьте, они сильнее, чем кажутся.


Остаток ночи Кильон безуспешно пытался заснуть. Разбитый нос почти не болел, беспокоили незнакомая обстановка, неудобная скамья, которую следовало считать кроватью, рывки корабля, а еще мерзкая манера двигателей менять громкость и тон неумолчного, заунывного, как монашеское песнопение, гула; приспособиться к этому Кильону никак не удавалось.

Импульсивное решение открыться Гамбезону дало желаемый результат. Доктор и, разумеется, весь экипаж получили пищу для размышления, которая им куда «вкуснее» Нимчи. Сейчас Кильон для них диковинка, а Нимча – полунемая девочка, интересная лишь отчасти. Трезво смотря на вещи, он понимал: долго секрет не сохранишь, но при нынешних обстоятельствах отсрочка неизбежного казалась лучшим из имеющихся вариантов. О том, что случится, когда раскроется истинная сущность Нимчи, он думать не решался.

По словам Калис, шторм вызвала Нимча. Верил этому Кильон или нет, значения не имело. Так не бывает, по крайней мере, в привычном ему мире. Нет, в тектомантов он верить не отказывался и допускал, что определенной властью над зонами Нимча обладает. Разумеется, властью небольшой. Поверить в иное значило пойти наперекор трезвому взгляду на жизнь, которым Кильон очень дорожил. Ни одному ребенку не под силу вызвать то, что на глазах у Кильона случилось с Клинком.

Единственно важным казалось то, что подумают члены Роя, увидев отметину у Нимчи на затылке. Как они отреагируют? Кильон подозревал, что плохо. У них и дирижабли, и пулеметы, только ведь моторы и пули предрассудкам не помеха.

Кильон представил, как девочка летит вниз, лига за лигой рассекая воздушное пространство. Точь-в-точь тряпичная кукла!

И балласта меньше.

Оставив попытки заснуть, Кильон подошел к узкому оконцу камеры и стал наблюдать, как небо окрашивается в оранжевый. Со своего места Клинка он не видел и не представлял ни куда, ни на какой высоте они летят. Неосвещенная поверхность земли подсказок не давала. Тут и там горели огни, неподвижными часовыми стояли телеграфные башни, но все эти указатели значили для Кильона не больше, чем созвездия в чужом небе.

Перед самой зарей ему почудилось, что вдали за ними следует другой корабль. «Мираж», – решил Кильон, но чуть позже «Репейница» изменила курс, и другой корабль приблизился. Начались маневры, двигатель гудел то громче, то тише. Что-то застрекотало, коротко, резко, – так могла отозваться артиллерийская батарея, если стреляли с корабля. Потом курс снова выровнялся, и, осматривая небо, Кильон увидел лишь барашки и перья утренних облаков.

Едва рассвело, явился Гамбезон и снова провел осмотр, еще тщательнее предыдущего. Держался он вежливо, но почти от всех вопросов отмахнулся. Кильона поразило, насколько старше выглядел врач при дневном свете. Борода совсем седая, вокруг глаз морщины, лицо осунулось. Неужели после вчерашнего разговора он совсем не спал?

– Мое предложение в силе, – напомнил Кильон, пока Гамбезон собирал инструменты.

– Не думайте, коллега, что вам здесь будет легко работать. Большинство членов экипажа не доверились бы вам уже потому, что вы клиношник. А уж ангелу, прикидывающемуся человеком… – Врач безнадежно покачал головой.

– Но вы, доктор Гамбезон, кажетесь мне исключением из правил.

Спустя некоторое время за Кильоном пришли. Повели его не обратно к спутницам, а в другую каюту. Там были оконца-иллюминаторы, завешенные жалюзи, которые сейчас раздвинули, чтобы впустить свет зимнего дня. Каюта, похоже, располагалась в передней части гондолы: по длине стены плавно сужались. В центре стоял большой стол, на котором можно было разложить схемы, на наклонных стенах крепились стеллажи с книгами и рулонами карт. Общий вес карт и книг наверняка был значительным. Напрашивался вывод, что все они необходимы для управления кораблем. Пару раз Кильон, как ни странно, слышал птичье пение, словно где-то по соседству устроили небольшой вольер.

В каюте сидели трое. Рядом с Гамбезоном расположилась капитан Куртана, судя по внешнему виду, тоже страдающая от недосыпания. Волосы она собрала в хвост, но сбоку свисало несколько небрежных прядей. Кожа, не черная, как казалось ночью, а темно-коричневая, под глазами желтела – вот они, отеки, следы усталости. И опять Кильон подивился тонким, по-птичьи изящным чертам ее лица. Как и остальные члены экипажа, Куртана была в тунике с пуговицами на боку, но женской модели. На груди пуговицы были расстегнуты, и виднелась белая рубашка с пятнами по вороту. При ней ли табельное оружие, Кильон не знал, однако настроение капитана – раздражение вкупе с желанием скорее решить эту проблему и перейти к следующей – не сулило ему ничего хорошего.

– Снимите рубашку и майку, – велел Гамбезон, прежде чем Кильону показали, куда сесть. – Посмотрим, кто вы такой.

Кильон повиновался – медленно развернулся и продемонстрировал крылопочки. Он спиной чувствовал взгляды, перепуганные и завороженные.

– Он говорит: если не отрезать, крылья отрастают, – пояснил врач. – По его словам, постепенно формируются скелетно-мышечный остов и нервная система, что в результате дает полноценные крылья. С их помощью он улетел бы от нас без особых сложностей.