– Тебя услышат все, – пообещал Спата. – Не только Аграф и те, кто рядом с ним.
– На это я и рассчитываю, – отозвался Рикассо. – А ты в ответ на мое заявление можешь объявить тревогу по всему кораблю. Борги последнего слова еще не сказали, даже не надейся. Думаешь, почему вы этого так легко прищучили?
От волнения у Спаты задрожали губы.
– Мы загнали его в угол.
– Вы загнали в угол калеку. Угадай, где его передние конечности! Я объясню. Их разобрали другие борги. Вытрясли из бедняги все, что можно сожрать, а объедки вам подбросили. Борги такие! Зато теперь на корабле есть борг с полноценным опорно-двигательным аппаратом.
Тик у Спаты стал еще сильнее.
– Дай мне трубку, – откашлявшись, велел он соратнику, хотя вполне мог дотянуться сам. – Это… говорит коммандер Спата. Сбежавшие борги… еще не обезврежены. Всем служащим и гражданским лицам проявлять максимальную бдительность.
– Может, повременишь с путчем? – предложила Мерока. – Хотя бы до тех пор, пока на корабле бардак не уляжется?
Так Мерока заслужила тычок ложем арбалета в живот и скрючилась от боли, наверняка усиленной старой раной.
– Вот это уже лишнее, – проговорил Кильон.
– Осторожнее, доктор, – посоветовал Спата. – В твоем положении нужно следить за каждым словом. – Коммандер повернулся к авиаторам, которые привели Кильона и спутниц. – Давайте сюда девчонку.
Калис вцепилась было в дочь, но девочку вырвали из ее объятий и поволокли к Спате.
– Они тебе дороги? – спросил Спата Кильона.
– Они человеческие существа.
– Мать – точно. Насчет дочери не уверен. – Спата глянул на Калис. – Не возражаешь?
Раз – и он одной рукой осторожно, но крепко схватил Нимчу за голову, другой разделил ей волосы на пробор.
– Знак ведь настоящий? Такой четкий, аккуратный. Разумеется, сейчас хорошо не рассмотришь: мешают волосы.
– Это просто родимое пятно, – заверил Кильон.
– Конечно, доктор, что ж еще? Вот только это очень странное, неестественно аккуратное родимое пятно.
– Оставь ее! – потребовала Калис.
Коммандер отпустил волосы девочки – они упали на спину, спрятав родимое пятно. Удерживая ее другой рукой, Спата потянулся к ножнам, которые носил на поясе, и вытащил смертоносно-элегантный кинжал. Калис хотела ему помешать, но коммандер молниеносно поднес кинжал Нимче прямо к лицу.
– Назад! Я не обижу девчонку. Хочу лишь взглянуть на эту… штуковину, – проговорил он и принялся срезать Нимче волосы, главным образом с затылка.
Спутанные пряди нож рассекал почти беззвучно. Девочка дрожала. Во взгляде плескался ужас, глаза едва не вылезали из орбит.
– Чего вы от нас хотите? – спросил Кильон.
– Правды, доктор. Хватит лжи. Тебе дали шанс выбрать лагерь, но ты сделал неправильный выбор. Сегодня Рой открывает новую страницу истории. Граждане имеют право знать, кого приютили. – Спата стряхнул клок волос на пол.
Нимча вздрогнула: лезвие царапнуло ей кожу головы, выступила капелька крови.
– Она ребенок, только и всего, – проговорил Кильон.
Спата вернул кинжал в ножны: дело было сделано. Коммандер срезал девочке все волосы, закрывавшие отметину – у Нимчи появилась проплешина, вроде тонзуры, выбритой не на том месте.
Он царапнул девочку буквально в паре мест, кровь уже подсыхала.
– Девчонка – тектомант, – объявил Спата и обернулся, чтобы собравшиеся лучше слышали. – Тектоманты существуют, мы всегда это знали. Но я не предполагал, что столкнусь с одной из них.
– Девочка безобидна, – заверил Рикассо.
– Тогда почему и ее мать, и ты так упорно скрывали ее сущность?
– Возможно, одна из причин – гады вроде тебя, – предположила Мерока, за что получила пощечину, да такую, что не удержалась на ногах.
Она закашлялась и выплюнула зуб.
– Верните их под стражу, – распорядился Спата. – На этот раз в настоящие камеры. Главное, всех по отдельности, включая землероек.
– Мать и дочь разлучать нельзя! – заявил Кильон, повысив голос. – Они ни в чем не виноваты!
За это его ударили прикладом в живот и разом сбили дыхание. Кильон уронил сумку и рухнул на ковер, оказавшись головой в пяди от корчащегося, выпучившего глаза борга.
– Я тебя предупреждал, – напомнил Спата.
Кильона рывком подняли на ноги. Сопротивляться сил не было, их едва хватало на то, чтобы стоять. Он поймал взгляд Рикассо, но тот лишь грустно покачал головой, демонстрируя полную безысходность.
И тут события начали развиваться с поразительной быстротой. Из бреши в стене, словно черт из табакерки, выскочил борг. Стороживший брешь авиатор выстрелил в возникшее перед ним плотомеханическое чудище. И тут же завопил, потому что борг атаковал – вонзил синие когти передних конечностей в его правую руку, через кожу и мышцы, отдирая их от кости, и потащил за собой в темную брешь. Ружье с грохотом упало на пол – охранник исчез в бреши, словно мешок с мусором, который волокут прочь. Вопли не стихали, гулкое эхо разносило их по узкому подполью.
Чтобы понять, в чем дело, авиаторам хватило пары секунд, но среагировать они не успели. Когда они прицелились в брешь, борг и его жертва уже исчезли. Лишь затихающий скрип и шорох доказывали, что чудовище не остановилось.
– Дерьмо!.. – процедил Спата, на миг лишившись глянцевого налета самоуверенности. Глянец постепенно вернулся, но истонченный, прозрачный, словно кожа барабана, натянутая слишком туго. – Вперед, в подполье! Того человека нужно вернуть!
Один из авиаторов оттянул рычаг затвора.
– Сэр, разрешаете стрельбу очередями?
– Нет-нет. Слишком много линий огнесока. Только одиночные выстрелы. Догоните борга!
Три авиатора осторожно протиснулись в брешь. И сразу же раздался приглушенный крик одного из них:
– Сэр, здесь слишком темно! Видимость всего несколько пядей!
– Сэр, давайте дождемся утра, – предложил другой. – При свете уничтожить их будет проще.
Спата взял свой автомат, тот самый, которым грозил Кильону, и нырнул во тьму.
– Кто-нибудь, разыщите факел с огнесоком, черт побери! – потребовал он. – Быстро!
– Порядок, сэр! – взволнованно крикнул первый авиатор. – Мы нашли беднягу, далеко тварь его не уволокла! – Возникла пауза: авиатор забрался глубже в подполье, и его голос зазвучал тише. – Сэр, он еще дышит, борг небось решил, что волочь его слишком хлопотно.
– Вытаскивай его! – скомандовал Спата, застывший на краю бреши. – Остальным преследовать борга. Гром и молния, где чертов факел?!
Раздались шорох и усталое ворчание – бесчувственного авиатора вытащили из подполья. Наконец Спате принесли факел с огнесоком – на деле съемный настенный фонарь, но выполнял он ту же функцию, – и направили его неровный свет в брешь за обшивкой. Кильон понял, почему не стоило стрелять очередями. Техническое подполье пронизывали красные топливные линии, пневмотрубки и аэродинамические контрольные провода. В любой ситуации, кроме контактного боя, стрелять из пулемета было бы безумием.