Как мне найти магов? Как с ними связаться? Только так – показать себя на экране, и пусть сами меня найдут!
Это нужно будет обдумать… Ну вот – нашел магов. Вернее, они меня нашли. Дальше что? Как они ко мне отнесутся? Каковы у них правила, законы? Или все эти маги подчиняются законам государства? Сомневаюсь…
И кстати, как так случилось, что о них никто не знает и все считают магов выдумкой?
Что-то в этом есть странное… а может, лучше не высовываться? Так, на всякий случай. Чую, здесь пахнет чем-то дрянным… смердит от всего этого!»
Дверь скрипнула. Сергар… Олег открыл глаза.
Сержант. Осторожно вошел, помолчал, оглянулся на дверь, прикрыл ее поплотнее и, понизив голос, сказал:
– Ты это… не сердись, ладно? Не хотел я тебя бить! Вижу – лежит бабка, а эта дура еще вопит! Ну и что я мог подумать? Ты это… не надо жаловаться, ладно? Щас строго со всей этой херней, уволят, и куда я пойду? Тут, в районе, работы нет ни хрена, за копейки горбатиться? Да еще и кинут… У меня жена на сносях, сын еще есть… кормить надо. Был бы один, тогда… а так…
Сержант жалко улыбнулся, лицо его покраснело и сделалось несчастным, таким, что можно было подумать – сейчас он встанет на колени и станет умолять о прощении.
Не встал. Воровато оглянулся, достал из-за пазухи бутылку водки с красной надписью «Столичная».
Дядя Петя говорил, что ее разливает в Ждановке, в гараже, бригада кавказцев. А еще говорил, что они надувают с градусом – по закону водка должна была быть сорокаградусной, эта же водка едва дотягивала до тридцати.
«Всему цивилизованному миру известно, что из литра спиртяги выходит четыре с половиной поллитры, эти же аферисты в натуре вытягивают на пять пузырей!»
– Вот… спрячь! Вечером подкрепишь силы. На компресс, так сказать!
– Убери, – сморщился Олег и закрыл глаза, чтобы не видеть жалкой физиономии мента. – Никуда я не буду жаловаться. И водки не надо. Вопрос закрыт.
– Ну, как хочешь! – с видимым облегчением вздохнул полицейский, шагнул к двери, взялся за ручку, но не открыл, обернулся и еще тише бросил: – Ты знаешь, я тебя зауважал. Думал – придурок какой-то, утырок, уголовщина, а ты вон че… Кстати, а как ты меня бросил на пол? Я сто кэгэ вешу, а ты меня одной рукой! Это че, айкидо, да?
– Айкидо, – нетерпеливо махнул рукой Олег. – Дай поспать! Голова болит – сил нет! И не без твоей помощи, между прочим.
– Да, да, я понимаю! Ты это… если че… я послабление какое сделаю! Может, че там купить или погулять во дворе. Ты же не сбежишь? Ну да, ну да… куда ты сбежишь. Ну все – отдыхай! Я пошел!
Сержант дернул дверь, шагнул и… столкнулся со старшей медсестрой, которая врезалась в него, отскочив, как мячик от скалы. Ойкнула, подозрительно посмотрела на полицейского, на Олега, лежащего с компрессом на голове, и строго спросила, хмуря нарисованные брови:
– Это что еще такое?! Вам кто позволил входить к больному?! Ваше место в коридоре – так вот там и сидите! Он тебя не бил? – Олег помотал головой. – Его счастье! Уходите!
Медсестра решительно захлопнула дверь прямо перед носом сержанта, озадаченно вытаращившего глаза, подождала и снова распахнула.
– И нечего тут подслушивать! Вот туда идите! К фикусу! Там сидите! Здесь врачебная тайна!
– Какая врачебная? – вяло трепыхнулся сержант. – Вы вообще-то медсестра, а не врач!
– Вон, сказала! – Медсестра уткнула руки в бока, и пока сержант не перетащился на противоположную сторону коридора, не двинулась с места, похожая на эпическую воительницу, наблюдающую за ходом битвы ее войска. Только потом плотно затворила дверь и, пройдя к кровати охваченного врачебной тайной пациента, села на табурет. Села и молча уставилась на Олега, не говоря ни слова, лишь слегка покусывая губы, будто на что-то решаясь.
Молчал и он. Честно сказать, говорить не хотелось, и головная боль, раскалывающая голову, не располагала к беседам. Даже с боевыми союзниками.
Когда молчание затянулось до неприличия, женщина решилась.
– Ты что сделал с Лидией Михайловной?
– О создатель! – вырвалось у Олега, голову которого кольнул особенно болезненный приступ боли. – Это еще кто такая?! Что я опять сделал-то?!
– Это бабушка, из-за которой сегодня был скандал. Что ты с ней сделал? Ты экстрасенс?
– Не понимаю, о чем вы говорите, – насторожился Олег. – Какой такой экстрасенс?!
– Вот что, парень, со мной вилять не нужно. Я хоть и не врач, но знаний у меня побольше, чем у иного врача! Кстати сказать, давно могла бы быть врачом, если бы был диплом. Только сейчас уже поздно учиться, да и смысла нет. Ну так вот: у бабульки была неоперабельная опухоль мозга. Сегодня должны были сделать дополнительные снимки. Сделали. Опухоли на месте не оказалось. Из-за опухоли у нее развивалось психическое расстройство. Теперь же Лидия Михайловна рассуждает совершенно здраво, всех узнает, все понимает. А ведь только недавно она рассказывала о вселенском заговоре, о переливаниях крови и всяких таких чудесах. А еще она будто помолодела. Кожа разгладилась, морщин стало меньше. А язва куда делась?
– А я знаю, куда у вас тут чего девается?! – хмыкнул Олег, больше всего мечтающий сейчас о том, чтобы его оставили в покое. – Тут много народу ходит. Может, и прихватили, что плохо лежит. Я-то при чем? Не брал!
– Очень смешно! – серьезно и холодно сказала медсестра. – Я слышала, из-за чего ты сюда попал. Бабку Надю многие знали. Она передала тебе умение?
– Какое умение? – закашлялся Олег, не открывая глаз. – Не знаю ни про какое умение!
Женщина вздохнула, поправила локон, выбившийся из-под шапочки, устало посмотрела на парня, лежавшего на кровати, и тихо попросила:
– Можешь помочь? Я заплачу!
Олег почувствовал в ее словах такую боль, такое отчаяние, что едва не вздрогнул – открыл глаза и в упор уставился в лицо собеседницы.
– Я не понимаю… но чем могу. Почему и нет… Что случилось?
– Дочка у меня, – с трудом вытолкнула из себя медсестра. – Она голову застудила. Менингит. Ослепла. И… умственно отсталая. Как Лидия Михайловна – была. Не уследили – думали, что простуда… к бабке отправили, а там… А она что соображает? Чаем с малиной отпаивала… дура! Век не прощу мамашу! Пока догадались «Скорую» вызвать – уже поздно. Девочке шестнадцать лет… а она как овощ. Один случай на тысячи. Как в лотерею выиграть.
Женщина вдруг закрыла лицо ладонями, ее плечи задергались, сдавленные рыдания ушли вглубь, выйдя наружу чем-то вроде кашля. Справилась с собой, утерла глаза шапочкой, которую стащила с головы, помолчала, добавила:
– Хотели к бабке Наде ее отправить, но та, сказали, не принимает. Даже знакомых. Старая, мол, стала. Помереть боится. Но я все равно бы поехала, в ноги пала, умоляла бы! Только вот поздно уже. Нет бабки Нади. Понимаешь? И тут вдруг узнаю – ты вон что сотворил! Потому и спрашиваю – поможешь? У меня есть деньги! Я тебе сто тысяч дам! Двести! Все отдам, что у меня есть, только спаси дочку! У меня, кроме нее, никого нет!