Слепой оглянулся — Шура Очкарик убрал ПММ в кобуру и потянулся за очками, протереть. Рожнов посмотрел на него с уважением:
— Ну ты мастер… Может, стоило выдать тебе с Расписным боевые? Там, на Арене?
Очкарик пожал плечами. Он увлечённо тёр стёклышки. Со стороны КПП, топоча тяжёлыми ботинками и звеня сочленениями брони, бежали «долговцы» — сержант Киценко с бойцом. Рожнов снова закинул автомат за спину и велел:
— Сержант, вызови группу. Рюкзаки обыскать, тела — на базу. И чтоб кого-то из штаба прислали, с протоколом, с описью украденного. Что там попёрли у Пузыря?
— Всё, что нажито непосильным трудом, — ухмыльнулся Слепой. Он сейчас сам себе удивлялся — руки дрожать начали. Нужно снять напряжение… с Пузырём в «100 рентген». Вещи убитых разложили у самого КПП, тут же подтянулись любопытные, выстрелы-то слышали многие. К тому же носилки с телами убитых не каждый день через КПП проносят. Даже самый поверхностный обыск показал: всё верно, у сталкера, которого застрелил Очкарик, в рюкзаке были украденные вещи. Потом пришёл «долговец» с протоколом, и они с Рожновым увлечённо стали подбирать формулировки:
— …Да нет, так нельзя! Нужно: «Благодаря успешно проведённым следственным действиям сотрудников»!
— Каким «действиям сотрудников», ты что, в конторе? Мы не сотрудники, а бойцы, и нужно Слепого отразить в протоколе!
— Не нужно меня отражать, — попросил Слепой. — Я очень скромный герой. Давайте лучше я к Пузырю полечу с радостной вестью. Очкарик, ты со мной?
— Да, — согласился «долговец» с протоколом, — такие вещи нельзя делать наспех. Идём, капитан, в штаб, посидим, покумекаем, как грамотно рапорт составить.
Слепому выдали хабар Пузыря, «долговец» — любитель протоколов — заставил подписаться под перечнем и сопя вписал, что материальные ценности выданы для возвращения пострадавшему. При всей официозности он удовлетворился кличками «Слепой» и «Пузырь», не стал требовать фамилий. В Зоне мало кто пользуется настоящим именем… разве что сталкер Петров, герой анекдотов. Слепой с Очкариком отправились в «Сто рентген». Там Пузырь, воодушевлённый тем, что ему «Долгом» обещано бесплатное обслуживание, угощал всех желающих — таких набралось с полдесятка. Дармовую выпивку сталкеры очень приветствовали, но пользоваться чужим горем не у каждого хватало наглости. Слепой с Очкариком прошли мимо хмурых охранников, спустились в зал и попались на глаза Пузырю.
— Эй, мужики, идите сюда!.. Выпьем за мою… Очкарик? Шура?! — Стакан в круглом кулаке Пузыря замер на полпути, не дойдя до рта. — Живой?
Очкарик прошёл между притихшими сталкерами и брякнул на стол перед Пузырём рюкзак с хабаром. При этом движении плащ распахнулся, открывая залитую кетчупом грудь.
— Он возвратился с того света, чтобы покарать убийц и возвратить твой хабар, — провозгласил Слепой. — Цени, Пузырь! Не каждый зомби способен на такое.
— Бросил бы ты свои шутки, Слепой, а? — Очкарик был серьёзен. — Пузырь, в рюкзаке твой хабар, воров нашли и шлёпнули. Проверь, всё ли на месте, это «долговцы» по списку собирали. Он распахнул пошире горловину рюкзака и развернул, чтобы толстяку было удобно посмотреть. Тот бросил взгляд в чрево рюкзака… потом на стакан в кулаке… и промямли:
— Это что же теперь? Теперь «Долг» потребует всё оплатить? Выпивку, то есть всю?
Парочка его собутыльников тут же отодвинулась в тень, оставшиеся переглянулись, один аккуратно поставил стакан на стол.
— Чего не знаю, того не знаю, — пожал плечами Слепой — Договоришься с «Долгом» как-нибудь.
— С ними договоришься… — Пузырь горько вздохнул и опрокинул стакан в глотку. — Бюрократы.
— Если что, я в доле, — буркнул Очкарик. — Сейчас к бармену схожу, подождите. Пока он делал заказ, Слепой начал рассказывать Пузырю, как обернулось расследование. Очкарик принёс водки. К их столу снова подтянулись любопытные. Незнакомый парень поставил на стол поллитровку и попросил:
— Ну так рассказывайте, что ли? Интересно же…
Потом явился Рожнов, Пузырь тут же стал допытываться, как быть с его заказами в «100 рентген». Капитан отмахнулся — это не его компетенция. Пузырь тихо прошипел: «Бюрократы…»
Слепого снова засыпали вопросами… Потом Пузыря окликнул бармен — ему передан приказ: всё, что до сих пор выпито, оплачивает «Долг», но с этой минуты пусть рассчитываются сами. Очкарика, который успел слегка захмелеть, слова бармена странным образом взбодрили; покачиваясь, как каравелла при боковом ветре, он побрёл к стойке за новой порцией. Он всё делал так — молча и неторопливо, однако старательно. Сбить его с курса было невозможно.
— Бухгалтерия «Долга» справедлива, как Строевой устав! — заметил Слепой. — Ну что, за правосудие? За бутылкой, принесённой Очкариком, появилась другая, потом третья. Слепой уже не следил, чьи руки ставят поллитровки, вскрывают тушёнку и распечатывают галеты, — от него ждали рассказов с красочными подробностями, и он старался. За разговорами сам не заметил, что пьянеет, и исправно продолжал молоть всё, что приходило в голову:
— Идут Слепой с Очкариком по базе «Долга». Слепой говорит: «Сейчас зайдём в «Сто рентген» и нам по морде надают». И точно — стоит им зайти в бар, как со всех сторон бегут сталкеры, хватают их… Очнулись в канаве. Очкарик говорит: «Ну, Слепой, ты голова! Как ты мог заранее всё знать?» — «Элементарно, Шура, просто я в «Ста рентгенах» вчера на пару со сталкером Петровым выёживался».
Очкарик морщился, а Слепой не унимался:
— Нет, погодите, не смейтесь! А такой знаете? Летит сталкер Петров над Зоной. Рядом пристраивается ворона, некоторое время летит рядом, глядит, не понимает, гадает, кто это такой. Потом осторожно спрашивает: «Полтергейст?» Петров хмуро отвечает: «Нет, «трамплин».
Все вокруг смеялись, Слепому было весело, потом почему-то над головой оказалось звёздное небо, оно покачивалось, и Слепой пел танцующим звёздам: «Там, где кончается путь, там, где стихает пурга, может быть, есть что-нибудь, может быть, нет ни фига…» Потом голос Рожнова произнёс:
— Кладите его здесь, пусть до завтра отдыхает. И этого, Очкарика, тоже.
* * *
С утра Курбан снова приступил к поискам. Уверившись, что в руинах ничего нет, он пошёл вокруг — шуршал кустами, переворачивал крупные камни, заглядывал в промоины, даже ворошил груды палой листвы. Эфиоп бродил за старшим товарищем и тяжело вздыхал. Он вылизал последнюю консервную банку и пожаловался, что охота жрать. Курбан ничего на жалобы не ответил, протянул пачку галет. «Отмычка», конечно, не взял — знал, что у Курбана больше ничего нет, а последнее брать совесть не позволяла. Но совесть совестью, а в животе бурчало всё громче.
В полдень они всё-таки разделили галеты, после Курбан побрёл в кусты, бросив через плечо:
— Не ной, скоро отправимся дичь искать. Я хочу круг завершить.
Он искал методично, обходил по часовой стрелке развалины и не ленился оставлять отметки, втыкал вешки — так обозначал прочёсанную площадь. Эта обстоятельность напарника и удручала Эфиопа особенно сильно. Он-то надеялся, что, когда день поисков закончится безрезультатно, напарник скажет что-то вроде: «Ну, не везёт, ладно, уйдём отсюда…» — но Курбану, что называется, вожжа под хвост попала, будто на этом тайнике Слепого свет клином сошёлся.