Эдсон обнимает ее за плечи:
– Пойдем. Тебе надо прилечь, ты устала.
– Нет, Эдсон, послушай. До того, как мы убили Амазонку, там, в моем мире, существовала легенда. Якобы мир создал ягуар, но у него плохо получилось, все закончилось на третий день, и мы – мы и все, что мы мним реальностью, – это лишь сны, что приснились на третью ночь. Это правда, Эдсон, правда. Мы – сны. Все мы – призраки. Подумай! Если универсальный квантовый компьютер может точно воссоздавать реальность множество раз, то какова вероятность, что мы самая первая, оригинальная копия, в отличие от всех остальных? Хочешь цифр? Могу привести тебе цифры. Мы все подсчитали. Так вот, вероятность очень-очень-очень мала… Настоящая вселенная погибла уже давным-давно, мы все призраки в конце времен, в смертельном окончательном холоде. Процесс постепенно замедляется, но никогда не остановится, перезапускаясь снова и снова, и нам не выбраться отсюда. Никому. Вот что прячет от нас Орден. Мы – не люди. Мы – призраки людей, задействованные в масштабной квантовой симуляции. Все мы. Все миры. Все вселенные.
– Фиа, пойдем, тебе нехорошо, я помогу.
Эдсону не хочется слушать про Орден, сесмариа и убийц. Он набирает на кухне воды. У нее нездоровый вкус, словно морскую воду пропустили через слишком множество мочевых пузырей. Эдсон добавляет немного порошков из аптечки. Она слишком много работает. Теперь вот несет какой-то бред.
– Пойдем, поспи.
Она – крепкая девушка, еще больше раздобревшая на нездоровой пище вкупе с отсутствием спорта и тоской по дому. Эдсон провожает ее до кровати.
– Эд, мне страшно.
– Тссс, спи, все будет нормально.
Глаза Фии закрываются. Она вырубается. Эдсон поправляет подушку. Он долго смотрит на Фиу которая погружается в сон, как монетка в воду. Затем надевает свои начищенные туфли, одергивает помятую на бедрах рубашку и идет на встречу с кокосовым мальчиком. Может, все и фейк, ложь и жульничество, но это мир, в котором мы оказались, и нужно как-то устраивать свои маленькие жизни.
* * *
Кокосовый парень ждет Эдсона позади двухуровневых помостов на поле для гольфа. Сети, в которые летят мячики, залиты светом, кроме того рассеянное сияние поднимается от стального моря далеко внизу. Раздается свист.
– Привет.
– Привет.
– Небольшая задержка. Но ждем кое-чего еще для начала.
Приятный мелкий бизнес. Кокос и другие временные рабочие прилетают на корабль по ночам, привозя с собой самые прекрасные переключатели настроений из Пернамбуко. Это не запрещено законом, на экстерриториальном «Океане», где корпорации правят, как колониальные капитаны-донаторы [242] , вообще мало что вне закона. Но и полностью легальными эти вещества назвать нельзя. «Океан» – это теневая экономика на ядерной энергии, а в таких условиях Эдсон чувствует себя как кошка в фавеле. Модификаторы личности – ходовой товар. Эдсон пустил корни на клубном уровне, и его бизнес-план предсказывает, что в течение шести месяцев количество их на «Океане» удвоится. Господи и Богоматерь, этим бландроидам [243] нужны все ипостаси, какие они только могут получить. А еще сегодня, сегодня, сегодня приедет восемь килограммов препаратов из фарма-шопа в Ресифи, а всем известно, что в вопросах химии жителям северо-запада нет равных во всей Бразилии.
Огоньки вспыхивают на темном небе и быстро приближаются. Теперь слышен шум двигателя. Выросший на линии полетов Эдсон давно отметил, что авиационные двигатели не наращивают громкость постепенно, переходя от шепота к слышимому звуку, а потом к реву, нет, громкость врубается сразу, словно из ниоткуда. Квантовый шум. Вполне уместно в поддельной вселенной Фии.
– Другой рейс, – говорит Кокос. Он уже подружился с работниками аэропорта.
– Вообще не похоже на самолет, – говорит Эдсон.
Черный вертолет, видимый только в лунном свете, отражающемся от гладких боков, скользит над «Океаном». Эдсон и Кокос видят на фюзеляже эмблему бразильских ВВС. Вертолет снижается, но не приземляется, зависнув в полутора метрах над аэродромом. Дверца открывается. Какая-то фигура выпрыгивает, с легкостью приземляясь на полосу, быстро поднимается на ноги и удаляется, и в тот же момент вертолет взмывает ввысь и улетает прочь. Он подрагивает в небе, а потом исчезает в ночи, задействовав стелс-системы [244] .
– Черт, – бормочет Кокос.
– Назад, – велит Эдсон. – Прячься.
Его яйца похолодели и напряглись. Что-то не так. Яйца никогда не обманывали. Даже когда он был Эфрином. В диспетчерской вышке зажигается свет, охранники бегают вокруг, не совсем понимая, что произошло и что им делать. Бегущая фигура замирает метрах в пяти от того места, где за пластиковым баннером со словами приветствия укрылись Кокос и Эдсон. Человек поворачивается. В рассеянном свете прожекторов, которые освещают поле для гольфа, виден какой-то предмет, подвешенный у него за спиной. Сначала Эдсон думает, что это кость, что-то странное. А потом понимает, что это лук, изготовленный по индивидуальному заказу. Пока человек бежит тихо и проворно в сторону пожарной лестницы, Эдсон замечает еще кое-что – незабываемое голубое свечение, которое, похоже, испускают наконечники стрел. Квантовые лезвия.
* * *
В двенадцать лет Янзон мог попасть в глаз обезьяне, спрятавшейся среди ветвей и листьев на самом высоком и пышном дереве. Во время эпидемий обезьяны не годились в пищу. Янзон стрелял исключительно чтобы продемонстрировать свои выдающиеся способности. После пятой пандемии, которая уменьшила численность народа игуапа до двадцати душ, он проделал долгий спуск по белым и черным водам до Манауса. Зарабатывал деньги меткостью, когда люди делали ставки в уличных состязаниях лучников. Когда против него перестали ставить, над ним взял шефство один богатый человек, который привел его в надлежащий вид, чтобы Янзон представлял Бразилию на Олимпийских играх. В 2028 году на Олимпиаде в Лусоне он выиграл золотые медали во всех стрелковых дисциплинах. Робин Гуд с Риу ду Ору, писали о нем газеты, последний из игуапа. Но память утекает как река, в итоге Янзон скатился вниз, сначала работал за смешные деньги, потом и вовсе спился, как вдруг однажды утром на его пороге появился аристократичный алва и предложил работу с перспективами путешествий за гранью воображения. Его старая душа не удивилась. Игуапа всегда знали о лабиринте из миров и караиба, которые путешествуют между ними.