Только сейчас, через два года после гибели Людмилы, чёрная тоска отпустила сердце и разум Михаила. Не то, чтоб совсем ушла: рассеялась по светлым и грустным воспоминаниям, возвращалась печальной памятью. Перестала давить тяжким камнем безысходной невозвратности и гипотетической вины. Всё ему казалось – будь он в машине с женой и сыном, пусть даже не за рулём, а рядом, ничего бы не случилось.
Легче стало ещё и оттого, что Саша поздоровел. Он навсегда будет хромать, но это, если вспомнить о том, что было и что ему пророчили, – самое маленькое зло.
Чёрная тоска вошла в жизнь Михаила с первых же минут, как ему сообщили о катастрофе. Но даже друзья и сослуживцы не догадывались об этом, глядя на только что овдовевшего Чаренцова – собранного, сосредоточенного, по-деловому распоряжавшегося устройством похорон своей жены, организацией поминок. Многое предполагали: и то, что не любил её, и что имел на стороне пассию, и что эгоист, и что немного тронулся умом… И лишь директор банка, который самолично пришёл на похороны, заметил проницательно своему сотруднику:
– Вы словно сжатый кулак. Хорошо ли это? Отпустите немного себя, легче будет.
– Спасибо, – ответил Михаил. – Легче будет, когда-нибудь…
Он не мог расслабиться, а это случилось бы, дай он горю выплеснуться наружу. Десятилетний сын лежал в больнице, в реанимации. Уже было известно, что он выживет, но… Обе ноги мальчика оказались передавлены, переломаны во многих местах. Самое лучшее, что сулили ему врачи – всю жизнь на костылях, да и то с трудом. «Нет!» – сказал себе Михаил. А значит не было у него права на депрессию, на переживания – это лишило бы его сил. Энергично и напористо он делал всё, чтоб поставить сына на ноги. Сколько за два года Саша перенёс тяжёлых операций, сколько поменял больниц, клиник, медицинских центров уже и сосчитать трудно. Михаил городился сыном: мальчик всё переносил стойко, без капризов, слёз, если и стонал, то по ночам, в забытьи. В самые тяжёлые моменты Михаил просиживал часами у постели сына. А часто, когда Саша ещё не отошёл от наркоза или, измученный, спал, отец сидел рядом и вспоминал… Вот тогда он не сдерживал свои чувства. Потому что спокойствие и деловитость – то, каким он был внешне, на людях, – давалась ему не просто.
С Людмилой они встретились в институте, и сразу же, на первом курсе, влюбились друг в друга. На втором поженились, а когда учились на третьем – родился сын. Им было по двадцать лет, всего-то, но и Миша, и Люда радовались ребёнку. И родителями стали отменными. Так же, как и отменными специалистами в экономике. Оба работали в одном банке, только в разных отделах.
Сослуживцы говорили: «Прекрасная пара». Так оно и было. Они не уставали друг от друга ни дома, ни на работе, их сын рос любимым, счастливым ребёнком. Обоих на работе ценили. У Чаренцовых была отличная трёхкомнатная квартира в центре города, машина. Но они запланировали: года через два купят свой дом – современный коттедж, двух или трёхэтажный, с большим двором, фруктовым садом, спортивной площадкой, клумбами, аллеями, вольерой для собаки. Саша очень хотел «собачку», вот тогда она у него и появится.
Авария случилась среди дня, в воскресенье. Людмила повезла Сашу на тренировку в бассейн, Михаил остался дома у компьютера, закончить срочную работу. Они пересекали перекрёсток, дождавшись зелёного света, как сбоку вылетел на тяжёлом джипе пьяный угонщик, за которым, сигналя, мчались две милицейские машины…
Вскоре после похорон Людмилы директор банка вызвал Чаренцова к себе, сказал:
– Я сочувствую вам, но не подумайте, что моё решение вызвано этим. Я и раньше видел, что вы инициативный и знающий специалист. А теперь ещё понял: целеустремлённый и несгибаемый человек. Возглавите отдел эксклюзивных вкладов, назначение я уже подписал.
Что говорить – Михаил мечтал об этом, но не думал, что случится так скоро. Ему было тридцать лет, и уже – начальник такого мощного банковского подразделения. Это был отдел частных, крупных и долгосрочных вкладов. Здесь было много завещанных вкладов, исполнение которых произойдёт через долгие годы. А проценты шли большие, плюс ещё и экспоненциальный рост – начисление процентов на проценты. Такие вклады не лежат просто так, они вкладываются в ценные бумаги, в акции промышленных, добывающих, военных компаний всего мира. Михаил, как руководитель отдела, должен был лично решать: насколько стабильны эти компании, выгодна ли прибыль… За два прошедших года он ни разу не ошибся. А значит – способствовал росту банковского капитала. И был за это достойно вознаграждён. И официальной зарплатой, и гонорарами за проведённые крупные денежные операции, за каждый трансферт – движение денег на счетах.
Вот тогда и сумел Михаил сделать то, о чём мечтали они с Людмилой: построить дом. Один из акционеров его банка был директором завода сборных жилых конструкций. Там делали дома, которые привозили на место уже готовыми – заходи и живи. Причём, не какие-то щитовые домики, а капитальные строения. Под них заранее готовили фундамент, а потом везли мощными специальными машинами две, три или четыре части дома, устанавливали, соединяя эти части. Честно говоря, Михаил был поражён: полы, потолки, обои, шпалеры, плитка, сантехника, система отопления – всё было не просто уже в наличии, но и в идеальном состоянии. За три дня дом собрали, подключили к системе городской канализации и электричества.
Это был двухэтажный красивый коттедж, и очень удобный. Кухня-студия переходила в просторную гостиную, приподнятую на подиум, коридор вёл ещё к трём комнатам – гостевой, детской и спальне. Здесь же, на первом этаже, располагалась и туалетная комната с ванной-джакузи. Деревянная лестница выводила на второй этаж к небольшому спортзалу, кабинету, ещё одной спальне с выходом в ванную, а также – комнату-библиотеку и комнату-гардеробную. С улицы был пристроен гараж и бойлерная с целой системой, регулирующей отопление.
Ещё месяц бригада рабочих обустраивала двор: укладывала плитками аллеи, ставила фонари, скамейки, разбивала клумбы, сажала уже взрослые фруктовые деревья и декоративные – можжевельники, самшит, спирею, розы. Был построен и небольшой щитовой дом на две комнаты. Каждая из них имела отдельный вход и кухню. Предполагалось, что в одной будет жить садовник, в другой – женщина, которая станет готовить, убирать дом.
В конце марта, когда весна наступила уже неотвратимо, Михаил с Сашей переехали в свой дом. Домоправительница уже работала, садовника ещё не было. Отец и сын сами поливали клумбы, подкапывали деревья – по выходным. Как ни был занят Михаил на работе, он установил незыблемое правило: выходные дни он всегда свободен для сына. У Саши теперь не было матери, а, значит, как никогда ему нужен отец. Михаил это не просто понимал – знал по себе. Он сам, тоже в десять лет, остался без отца. Его отец тоже погиб.
Отец Михаила, Александр Чаренцов, был офицером. Боевым офицером. Мама говорила: «Война была его стихией, он из боевых конфликтов не вылазил». Они и познакомились-то на войне, в 1969 году, во время израильско-египетского конфликта. Советские воинские части негласно принимали в нём участие, на стороне Египта. Двадцатитрёхлетний старший лейтенант Чаренцов был там ранен, а мать Михаила – молоденькая медсестра, – выхаживала его в госпитале. Они поженились, в 70-м году родился Михаил.