А ещё мы добьёмся, чтобы приняли закон против пьяниц и алкоголиков. Их надо загипнотизировать в нормальных людей. А кто не захочет, тому запретить рожать. Чтобы из-за этих человекоподобных дети потом всю жизнь не мучились».
На этом месте письмо обрывалось. На обратной стороне листа Лера обнаружил адрес и приписку, которую Костя, конечно, сделал для него заранее. Вот она: «Отправить через четыре года».
Лера сложил письмо и пригорюнился. «Жалко, что Костю забрали. Можно было вместе составить план создания Армии Спасения Детей и разработать маршруты путешествий. Сразу бы поплыли в Африку – посмотреть на гору Килиманджаро и реку Лимпопо из сказки. А потом в Индию – потрогать столб из чистого железа, который никогда не ржавеет. Затем в Южную Америку на плато, по которому каждую минуту, день и ночь, бьют молнии. Потом…». Но тут к нему подсел Славик с новым письмом.
– Исправь ошибки.
– Давай, – согласился Лера.
Славик опять писал маме Тоне.
– А твоя родная мама далеко живёт? – сам не зная зачем, спросил Лера.
– Рядом тут, в городе, – стал серьёзным Славик.
– Уже не пьёт. А раньше так напивалась, что мы два раза горели на пожаре. Теперь у Зинки семья новая. Только я ей не пишу. А письмо это моей настоящей маме. Она мне лучше, чем родная. Она меня в семь лет усыновила. Мы друг друга сразу узнали.
– Расскажи, – попросил Лера.
И так он это грустно сказал, и так посмотрел на Славика, что тот, ни на секунду не задумываясь, согласился.
– Я её сразу узнал, когда она пришла в детдом. Мы спать ложились на тихий час. Все вскочили, смотрят, а из меня вдруг как вырвется: «Ой, кто это?!» Все на меня смотрят, и она смотрит. А у меня голос, будто сам по себе: «Это же моя мама!» Точно и не я говорю. И так радостно стало, что я прямо на постели заплясал.
Мы пять лет вместе жили. Мама Тоня так заботилась обо мне, а я всё испортил.
– Самолётики? – шепнул Лера.
– Ага, – понурил голову Славик. – С горящими хвостами.
– Ты, наверное, в прошлой жизни лётчиком-истребителем был, – пошутил Лера.
– Это не я, это брат мой младший Витька. Мы его на выходные к нам домой брали. Вот он и пускал самолётики из форточки. Соседи ругались вначале. А потом участковому нажаловались. Калеке.
– Он что, инвалид?
– Это фамилия такая. А сам он здоровый и бьётся дубиной больно, чуть не до крови.
Выслушав историю Славика, Лера твёрдо решил стать чемпионом по фехтованию. Заведёт себе парочку острых шпаг и целый чемодан перчаток. И как только объявится где-нибудь такой «Калека», который издевается над детьми, он тут же – тресь! – перчаткой по его гнусной физиономии и вызовет подлеца на дуэль.
Оказалось, участковый так избил Славика, что тот попал в больницу.
– А наш дядя Ваня Безручко никого никогда даже пальцем не тронул, – с гордостью сообщил Лера. – Но он вашего Калеку мог бы запросто побить. Знаешь, как он пьяных по домам разносит?
– Как?
– А берёт одного под одну мышку, другого под другую, как два портфеля, и пошёл себе по городку. Кого он так не носил, тот ещё дёргается и пробует вырваться. Но ни у кого не получилось. Он таких «дергунов», как в тисках держит.
– А наш мент участковый – дубиной. Мама стала жаловаться, а они тогда говорят, что вы воспитывать не умеете и вас надо родительских прав лишать. А это не я самолётики жёг, а Витька. Он даже потом, когда меня побили, их запускал. Мама узнала – и ремня ему. А потом меня из больницы спасала. А её за это в суд, а меня в интернат.
– А в спецшколу за что?
– К маме бегал из интерната.
Беседу их прервала беременная Олечка. Она неожиданно вскрикнула жалобно, закатила глаза и стала сползать с парты на пол.
– Вызывайте «скорую»! – вскочила Ленка-Атаманша.
Лариса Борисовна бросилась вон из класса. Как далеко она бегала, неизвестно, только через минуту в её руках уже блестел пузырёк с нашатырным спиртом. Вслед за ней прибежала Антоновна с простынёй и Сергей Иванович с кружкой воды.
– Едут, – сообщил он. – Уже едут.
К приезду «скорой» Олечке стало легче. Но всё равно её забрали в больницу.
– Это пока не роды, – сказал на прощание врач, – но схватки могут начаться в любую минуту.
Проводив беременную девчушку, Лариса Борисовна вернулась и увела куда-то Славика. Лера остался один. Снизу из столовой доносились аппетитные запахи борща, компота и ещё чего-то вкусного.
– Наверное, оладьи, – предположил сзади Данила.
– Нет, – авторитетно не согласилась Ленка-Атаманша, – это вермишель по-флотски.
Она сидела на соседней парте в таком же одиночестве, как и Лера.
– Давай ко мне, – пригласила.
Лера пересел.
– Куда это Славик пошёл?
– К психологу, – пояснила Ленка. – Он же на двух пожарах горел. У него испуг сильный, темноты боится.
Лера посмотрел на соседку. Вблизи Атаманша показалась ему ещё красивее. Волосы, убранные в длинную косу, были бронзового цвета, словно литые. Брови чёрные-чёрные, а глаза зелёные, как у кошки.
– У тебя родители есть? – спросила она.
– Бабушка.
– И всё?
– Угу.
– Не пьёт?
– Да ты что!
– Везёт тебе. У меня ни бабушки, ни дедушки. Одна мамаша, но так за воротник заливает, что не помнит, как её звать.
– Что это у всех родители пьют, – удивился Лера, – сговорились, что ли?
– Если бы не пили, мы бы тут не сидели, – горько усмехнулась Атаманша.
– Зачем они такие вообще нужны! – яростно прошипел Лера. – Я бы их, я бы им…
– Нас от интерната в Германию возили, – перебила его Ленка и придвинулась вплотную, коснувшись губами Лериного уха.
Леру от этого даже в жар бросило.
– И в Италию, – шептала она едва слышно. – И ещё, наверное, повезут. Там здорово, конечно, но лучше бы мама была трезвая, красивая…
Ленка не успела договорить. В класс вошла Лариса Борисовна и огорошила с порога.
– Стопочкин, – улыбнулась она. – Прощайся, тебя забирают…
Лера был возмущён до глубины души: «Забирают? Перед самым обедом? Несправедливо!» Но тут за спиной Ларисы Борисовны возник лейтенант Безручко, и Лера тотчас забыл о несъеденном борще, о вермишели по-флотски и компоте из сухофруктов. Такого лица у дяди Вани он ещё не видел. Лицо милиционера было даже не сердитым, а суровым, как у воина, который увидел врага. «Бить будет», – сам не зная почему, решил Лера. Дядя Ваня Безручко будто мысли его прочитал.