– Прикажете казнить? – осведомился визирь.
– Мы всегда успеем это сделать, Бекхан, – пожал плечами эмир. – А пока сделай вот что: необходимо во что бы то ни стало послать к султану Египта и Сирии Бейбарсу [7] послание с просьбой о помощи.
– Он не откажет? – спросил визирь.
– Уверен, что нет. Невзирая на наши разногласия, он не откажется нам помочь. Борьба с неверными – священная война. Она должна объединить всех вставших под знамя Ислама.
– Хорошо, Великий Эмир, я немедленно пошлю верного человека.
– А пока попытаемся выиграть время…
Коварство предпочитает зло добру.
– Сколько сегодня раненых и убитых? – спросил король, пристально глядя Жирарду в глаза.
– Около десяти воинов убиты и еще столько же тяжело ранены, Ваше Величество. Еще двадцать семь человек получили незначительные раны; лекарь сейчас занимается ими.
– Отец, так больше не может продолжаться! – заявил Пьер, самый младший из сыновей Людовика, а потому и самый горячий. – Почему мы позволяем нас убивать, как свиней? Если так и дальше пойдет, то через месяц наши ряды сильно поредеют. Рыцари требуют битвы!
– Я согласен с Пьером, – поддержал брата Филипп. – Почему мы сидим, как кроты в норе, как вонючие крысы, и ждем?
– Может быть, у кого-то еще есть что сказать? – мрачно спросил Людовик, обводя присутствующих грозным взглядом.
– Ваше Величество, если позволите, – нерешительно произнес Жирард.
– Знаю-знаю, что ты хочешь сказать, – отмахнулся от него король. – Свои мысли ты озвучил еще два дня назад. Сомневаюсь, что ты сильно изменил свое мнение за это время… Удивительно, но ты и Филипп, – вы впервые нашли общий язык и в чем-то согласились друг с другом. Воистину, нужно было начаться войне, чтобы вчерашние враги стали друзьями.
– Ваше Величество, осмелюсь вам возразить, но с Его Высочеством у меня никогда не было разногласий, – мельком взглянув на Филиппа, возразил Жирард. – Мы служим нашему королю и Франции, а, следовательно, служим одной цели.
– Хорошо сказано, мой мальчик, – слегка улыбнулся Людовик. – Я всегда ценил твой ум… Что там за шум?
Все повернулись в ту сторону, откуда раздавался гул голосов, и увидели толпу воинов Креста, которые выразительно жестикулировали и громко кричали.
– Пьер, узнай, в чем дело, и немедленно доложи мне.
– Конечно, отец, – поклонился в ответ Пьер и поспешил исполнить волю отца.
Тем временем шум усиливался, и слышались даже угрозы и проклятия. К кричащим крестоносцам присоединялись все новые и новые воины. Протиснуться сквозь толпу было совершенно невозможно. И только вмешательство личной стражи короля, которая грубо растолкала крестоносцев, позволило Пьеру Французскому, графу Алаксона и Перша, пробиться в центр и выяснить причину шума.
Как оказалось, ажиотаж был вызван появлением трех хорошо одетых мусульман, добровольно явившихся к форпосту франков и выразивших свое искреннее (по крайней мере, так они заявили) желание принять веру Христа.
– Вы их уже обыскали? – осведомился Пьер, подходя ближе к пленникам. После того, как один из многочисленных воинов утвердительно кивнул головой, граф повернулся к иноверцам. – Вы говорите на нашем языке?
– О, могучий рыцарь, я немного говорить на языке франков, – ответил один из мусульман, покорно склонив голову.
– Отлично, тогда ты сможешь им перевести все, что я скажу.
– Как скажет мой господин, – вновь кланяясь, ответил тот.
– Кто вы и как посмели явиться в лагерь после того, как ваши воины под покровом ночи напали на нас, как шакалы, а получив достойный отпор, уползли, как жалкие псы? Вы, верно, догадываетесь о своей незавидной участи?
– О, сжалься над нами, великий воин, – взмолился мусульманин, упав на колени. Его примеру последовали и двое других. Их громкие мольбы о пощаде, произнесенные на тарабарским (по мнению франков) языке заглушили даже возгласы крестоносцев, жаждавших мщения.
– Довольно! – возвысил голос граф Алаксона и Перша. – Кто вы? И с какой целью явились сюда?
– Я – Ахмад ал-Джаузи, сборщик податей на всех тунисских землях. Этот человек, – он указал на невзрачного плюгавого человечка, – хранитель казны, Усман ал-Калшади. А этот пожилой человек – визирь тунисского государства. Мы пришли сюда, потому что хотим принять веру вашего Бога, так как мы иметь чистую душу и сердца и любить Христа и его веру. Просить тебя, доблестный рыцарь, разрешить нам встать на путь истинной веры!
При этих словах возгласы удивления пронеслись по рядам крестоносцев. Все с изумлением смотрели на необычно одетых, по меркам рыцарей, людей.
– Не мне решать вашу судьбу, – повелительным тоном ответил Пьер.
– Тогда разрешить нам говорить с господином вашим. Мы сильно просить и молить об этой милости.
– Проверить, нет ли у них какого-нибудь оружия, – коротко бросил Пьер и, круто развернувшись, пошел прочь от иноверцев.
– Господин, господин! – закричал сборщик податей. – Не оставлять нас! Не оставлять нас!
– Вас позовут позже, – не поворачивая головы, надменно произнес Пьер и направился к шатру, где его ожидал Людовик.
– Итак, сын мой, ты выполнил поручение? – поинтересовался король, как только Пьер вновь предстал перед отцом.
– Да, отец, не сомневайтесь… Приход троих магометан стал причиной волнений среди наших великих воинов. И только мое вмешательство спасло их от расправы.
– И с чем же пожаловали иноверцы в наш лагерь? – удивился Людовик.
– Они заявили, что хотят отречься от ислама и принять нашу веру, отец.
Король самодовольно улыбнулся и значительно посмотрел на Жирарда и Филиппа, стоявших неподалеку.
– Приведите к нам этих славных людей, – приказал король. – Мы желаем говорить с ними.
Через несколько минут, в сопровождении многочисленных воинов, три магометанина предстали перед Людовиком.
– Нам доложили, что вы трое тайно покинули город и своего эмира для того, чтобы встать под наши знамена и принять единственную истинную веру. Согласны ли вы поклясться, что нет другого Бога, кроме нашего Спасителя, Иисуса Христа?
– Да, повелитель, – ответил за всех сборщик податей.
– Что ж, это похвально, – довольным голосом проговорил король.
– Мы не только просить оказать нам эту милость, но клянемся привести за собой еще много людей. Они тоже хотеть истинную веру и желать отречься от лживой.
– Нам нужно время, чтобы обдумать этот вопрос, – любезно ответил король. Затем он обратился к сыну: