Из десяти свистулек три лопнули, одна треснула и одна наотрез отказалась свистеть после обжига. Оставшиеся пять поделили, лишнюю Женька положила в свой рюкзак как запасную. Время медленно, но верно подходило к часу X. Сашка с Аней собирались молча. Лешка решил взять собой кочергу и как обычно фонтанировал эмоциями:
– Я прямо это… Я чувствую себя суперменом, Человеком-пауком, Бэтменом. Круто! Ща мы придем такие красивые, всем дадим в бубен и спокойно удалимся. Йоу, бро! Йоу, систа! – он хлопнул по плечу Сашку, потом Женьку. Аню то ли не нашелся, как назвать, то ли не решился хлопнуть. – Что вы такие кислые? Ща мы пойдем и все сделаем! Сашка, я кочергу прихвачу, ага?
Вылезли через окно на двор. Подморозило; улицы и тротуары превратились в сплошной каток. Поскальзываясь и чертыхаясь, добрались до комбината.
– Стойте! – скомандовала Женька. Ей ужасно нужно было что-то сказать, что-нибудь очень важное; ее разрывали эмоции. – Я не Сашка, я не умею красиво и долго говорить. У меня нет никакого плана, и я сама смутно представляю, как оно все будет. Но я уверена, что у нас все получится! Реально получится! А потому, как говорит Лешка, давайте пойдем и все сделаем. Сашка, ты же на меня не сердишься, а?
Аня посмотрела на нее так, что Женька немедленно почувствовала себя полной дурой. И еще больше разозлилась.
Зашли на территорию комбината.
Труба цеха обжига дымила вовсю. Дым шел черными крупными клубами, тянулся в небо и растворялся в облаках, которые почему-то тоже были какими-то черными, низкими и неприятными. Пахло гарью. Запах был едкий и… тревожный. Обледеневшие дорожки тоже выглядели совершенно черными. Сам комбинат – зона – как будто повернулся к ним каким-то другим, зловещим боком…
Женька, упрямо стиснув зубы, направилась в цех с продукцией, через который они обычно входили в лабиринт производственных помещений. «Храбрец не тот, кто не боится, а тот, кто может приручить свой страх…» – вспомнились Сашкины слова. «Я могу остановить огонь! Я могу сделать это! – стала про себя повторять Женька. – Я могу не допустить новых жертв! Я могу спасти жителей Деревянного!»
Она включила фонарик, пробежалась им по сторонам, чтобы удостовериться, что они здесь одни, и… замерла. Стеллажи с готовой продукцией стояли на своих местах. И продукция на них была. Но с ней произошло что-то непоправимое. Миски расплылись и превратились в бесформенные рваные ошметки, облепившие металлические полки и висевшие на них как плесень. Кружки слиплись в комки, и стеллажи с ними стали похожи на гнезда каких-то внеземных тварей с огромной кладкой черных яиц. Горшки для комнатных цветов осели, сомкнулись боками и превратились в чудовищного размера соты; казалось, загляни в каждый из них – и увидишь извивающуюся мерзкую белую личинку.
Женьку передернуло. Рядом попятились Аня с Сашкой. «Вашу мышь!..» – беззвучно, одними губами протянул Лешка. Откуда-то тянуло сыростью и вонью. Пахло чем-то гнилым, тухлыми яйцами. И конечно же гарью. Было ощущение, что прямо в воздухе летают мельчайшие хлопья сажи, прилипая к лицу и одежде. И слышались звуки. Разные, но постоянные, не смолкающие ни на минуту. Скрежеты, скрипы, какое-то шипение, завывание ветра под потолком.
– Такое ощущение, что здесь кто-то есть… – сказал Сашка.
– Давайте не будем сами себя пугать а? – тряхнула головой Женька. – Идем – значит, идем. – Она взяла себя в руки и сделала шаг вперед.
– Я… – хотела было что-то сказать Аня, но вдруг послышался возглас:
– Ollo!
И тут же из-за всех стеллажей выступили высокие фигуры в просторных накидках-шкурах, отбросив длинные тени, прыгнувшие от света фонариков до потолка.
Чернота, окружавшая компанию, казалось, резко сгустилась. Фонарики все так же светили, но теперь их лучи выхватывали из темноты лишь совсем небольшие куски, какие-то рваные нелепые фрагменты: заплесневелый кусок чего-то непонятного на полу, ржавый угол металлического стеллажа с чем-то бесформенно оплывшим, исчезающий край пыльно-облезлой призрачной одежды… И оранжевый дым. Оранжевый туман, змейками струящийся над полом. И жаркие волны душного воздуха откуда-то из темноты, как чье-то дыхание…
Женька резко вскинула руку с фонариком – осветила пространство впереди себя, справа, слева, сзади… Со всех сторон, на секунду выхваченные из темноты светом, стояли противные волосатые фигуры – полулюди-полуживотные, – наступали медленно, но верно, сжимали круг, приближаясь, отрезая путь к цеху обжига. Под мохнатыми капюшонами лиц было не видно, но смотреть в их лица и не хотелось.
«Со всеми так, а со мной по-другому!» – зачем-то шепнула Женька, вспомнив магические слова одной из собственных страшилок. Как же смешны они были в детстве, пугающие друг друга в теплом доме с крепкими стенами, с родителями в соседней комнате, верящие в сказки и ничего не знающие о былях! Лешка, стоявший рядом, вдруг резко бросился куда-то назад, Сашка кинулся за ним, Аня продолжала суетливо светить фонариком по сторонам. А Женька пыталась собраться с мыслями, понять, почувствовать, что делать.
Подступавших к ним фигур было много. Не три, не семь, не десять. За жрецами в бесформенных балахонах-шкурах шли другие. Обычные вроде бы люди во вполне себе современной одежде, но… черные. Они были смугло-черные. И только на лбу у них словно светились ярко-красные знаки: три черточки, сходившиеся внизу в одну точку. Как схематическое изображение цветка. Или следа трехпалой лапы. Или костра.
Женька вспомнила свои святые пряники, а Аня… Аня засвистела. Просто вытащила из кармана безобразное творение комбината и засвистела. Свист раздался и за спиной – это вернулись мальчишки. Все вместе они свистели и свистели. И вслед за Женькой, упрямо набычившейся, шли по цеху, шаг за шагом оттесняя жрецов и пробивая себе путь вперед.
Женька вспомнила мальчика в синей курточке и изо всех сил сжала свистульку в руке: «И ничего-то вы мне не сделаете! А вот мы вас уроем!» И тут же почувствовала, за спиной есть что что-то еще. Точнее, кто-то…
Она обернулась. За их спинами появлялись люди. Много людей. Двигались молча. Плотно. Плечом к плечу. Женька направила на них свет фонарика. Это были Сашкины утопленники: тетя Зоя, физрук Павел Александрович, Вадик Бекетов, которого она тоже как-то видела мельком, еще живого…
Она не успела ничего подумать…
Закричали все разом.
– Anna ssen ollo taistteluola!
– Passibo suuri, kääntä perze nurin!
– Прочь!
– Бежим!
Женька опомнилась только в каком-то коридоре, в котором никогда раньше не была. Они все вчетвером, с Журбой во главе, неслись по нему, ловко перепрыгивая через мусор и хлам.
– Сюда! – крикнула Аня.
Они пробежали через какой-то цех, но так быстро, что Женька даже не поняла через какой. И влетели в цех обжига, но совсем не из того коридора, из которого попадали в него до этого.