И тут он полетел куда-то вниз. Провалился сквозь туристский коврик, сквозь слой прошлогодней хвои, сквозь землю… Он летел по сырому черному тоннелю, где ничего не было видно и не было никаких звуков. Лешка пытался раскинуть руки, зацепиться за что-нибудь, но руки не двигались. Они были каменные. И сам он был каменным. Он стал куском, частью Воттоваары. Гора сделала его таким. А теперь она звала его к себе. Вглубь. Туда, куда вел провал, образовавшийся во время землетрясения девять тысяч лет назад. Куда вели расщелины на вершине горы. Куда вели все земные пути. Под землю. В гнилой мрачный сумрак. Где тлен и затхлость. Куда приходят все, родившееся на земле. Где копится их плоть, где гниют их кости. Где они, белые, сначала становятся желтыми, потом коричневыми, потом черными. Где все становятся сначала землей, потом скалами… Где уже больше ничего не нужно, где нет никаких желаний…
… Гора Воттоваара – живое воплощение стремления людей обуздать демонов своих неуемных желаний и обретения смысла жизни. Гора Воттоваара – памятник их поражения… – слышался ему какой-то чужой, уже совсем не Анькин голос…
Но Лешка не хотел становиться землей! Он не хотел быть каменным! Он пытался почувствовать свои губы, свой рот, чтобы разомкнуть его и закричать. Позвать на помощь. Сделать хоть что-нибудь! Но когда это удалось, когда стиснутые окаменевшие челюсти разжались, его рот тут же забился черной рыхлой землей.
На деревянной сцене под бодрую музыку скакала Люська. На выкошенном поле перед ней с разной степенью активности дрыгались участники лагеря. Среди подростков носилась все та же приблудная препротивная собака, которую кто-то окрестил Гайкой: она лаяла и пыталась ухватить кого-нибудь за ногу.
Лешка стоял в первом ряду и махал конечностями активнее всех. Так он пытался разогнать ночные кошмары – сны, которые начали сниться в их укромном месте и продолжились в палатке. За частоколом сосен все выше поднималось солнце, и с каждой минутой реальность все больше вытесняла то, что пыталось заявить о себе ночью. Зарядка кончилась, и все дружно рванули на завтрак.
Лешка, Женька, Сашка и Аня как обычно уселись рядышком. Торопливо наворачивали рисовую кашу со сгущенкой и изюмом и шепотом составляли план на день. По плану было снова сбежать с лекций – благо вчера никто их отсутствия не заметил, по крайней мере никаких санкций не последовало. Воттоваара ждала и звала их. Женька вчера уговорила Люську позволить им подзарядить планшетные компьютеры, Сашка с Аней накачали новой информации про мистическое место, и теперь осталось только проверить, правду ли пишут в Интернете или нет.
– Че, есть полюбил? – раздалось у Лешки за спиной. – Слышь, лошара, метнись за добавкой.
Можно было и не оборачиваться: он и так знал, что рядом стоит Ферзь, протягивая ему свою пустую тарелку.
Сашка с Женькой, что-то активно обсуждавшие до этого, замолчали, а Лешка замер, против воли втянув голову в плечи. Ему казалось, что не только друзья смотрят на него – все тридцать природных патриотов, ехидно прищурившись, наблюдают за ситуацией и ждут не дождутся увидеть, как Ферзь прилюдно высмеет и унизит его!
– Я не понял, тебе че, влом доброе дело сделать? Тебя что, мама с папой не учили, что людям помогать надо? Тебя реальный пацан просит, – вступил в разговор Як.
Лешке хотелось исчезнуть. Прокрутить все, как фильм, обратно, вообще не приходить на завтрак. И тут…
– Что-то ты не по сезону шелестишь, – раздался спокойный голос Сашки, тоже уже, оказывается, стоявшего у него за спиной.
– Базарить – это вам не цацки пецкать, – выдала Женька, поднимаясь из-за стола.
– Как там? А! Ты тут че, совсем рамсы попутал? – Анька тоже встала.
Лешка осторожно покосился назад. Трое его друзей буравили глазами Ферзя, совершенно не обращая внимания на Яка с Дрыном.
– Ты, сосопецалка косолапая, наехать хочешь? – высказался Сашка.
– Так обоснуй! Обоснуй! – поддержала его Женька.
– Да я его как нормального пацана прошу… – растерялся Ферзь.
– Оправдываешься? – обрадовался Сашка.
– Да я…
– А что ты?
И тут Лешке показалось, что вот прямо сейчас Ферзь врежет другу под дых, немедленно вступятся девчонки с его стороны, дружки Фешкина с другой – и начнется драка. Но драка не началась.
– Увидимся, – бросил Ферзь и пренеприятно и унизительно похлопал Лешку по голове: – Да, лошарик?
И гопники удалились.
Воттоваара встретила двумя полупересохшими ламбушками. И совершенно умопомрачительным пейзажем: ко мхам и завязанным в узлы деревцам добавились гигантские стены из камня, расщелины и провалы; некоторые из них были похожи на входы куда-то внутрь земли, в пещеры.
– Мы здесь вчера не были, – сказал Сашка, как будто остальные сами этого не заметили.
– Я вот всю дорогу не могу понять… – начала Аня. – У меня такое ощущение… – она задумалась, – как будто я вот-вот голоса услышу. Иду и прислушиваюсь изо всех сил. У вас такого нет?
– Нет, – покачала головой Женька. – А чьи голоса ты собралась услышать?
– Не знаю.
– Может, гномов? Я, кстати, ничего вчера не поняла, что ты там про шаманов и гномов рассказывала. Хотя так-то, смотри, это место похоже на подземный город гномов. Все эти расщелины и трещины – это выходы на поверхность.
– Интересно, а дикие звери здесь есть? Могут тут быть, например, волки? – ни к кому конкретно не обращаясь, спросил Сашка. – Может, мы боимся не того, кого следовало бы бояться на самом деле?
– Ага, волков-упырей, – хихикнула Женька.
– Кого?
– Что, анекдота не знаете? Идет облава на волков. Стоит охотник на своем месте, ждет волка, которого загонщики гонят. Вдруг выбегает прямо на него матерый волчище и орет ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ голосом: «Не стреляй! Это же я! У них там колдовство какое-то: нас в себя обратили и теперь под видом людей за нами гонятся!» Охотник опешил: прикиньте, с ним волк заговорил! Ну и пропустил серого за флажки. «Права была мама, – думает спасшийся волк, – учить языки надо!»
Все посмеялись и разошлись. Девчонки принялись изучать рельеф – заглядывать в каждую щель, протискиваться в каждую дыру. Сашка немного посидел, глядя в свой планшетный компьютер, а потом тоже приступил к обследованию местности. Лешке ничего не оставалось, как последовать их примеру. О случившемся за завтраком все молчали, делая вид, что ничего не произошло. Но это молчание почему-то не радовало его, а бесило.
Он был уверен, что все они лишь для вида хихикают над анекдотами, а сами про себя только и думают, что о его позоре. Ведь случилось УЖАСНОЕ: за него вступились девчонки и ботан. За него! За Лешку Рыжова! За нормального парня! А он? Сидел и прятался за их спинами. Он опозорился при всех! Облажался! Струсил! Не смог дать отпор! Эти мысли не давали увлечься обследованием горы, портили настроение.