Она допускала, пусть и с трудом, что сном могли быть также все ее воспоминания о тете Николь и о битве с нечистью – слишком уж фантастическими выглядели теперь эти события. Но если с таким допущением Дженнифер еще могла смириться, то другое… Откуда возникли эти ужасные двадцать лет, которые пролетели мимо, прошли сквозь нее, как проходит солнечный свет сквозь пустое космическое пространство, канули в Лету? Она никак не могла принять столь ужасающую правду.
С замиранием сердца Дженнифер ждала момента, когда ее просьбу выполнят – принесут зеркало. Она боялась увидеть там… Кого? Старуху с дряблой кожей и мешками под глазами?
Лицо в зеркале было, бесспорно, ее лицом, – к большому облегчению, никакой старухи в нем не отразилось. Бледные впалые щеки, усталый вид… Может быть, выглядела она немного иначе – более взрослой, что ли? Но все же Дженнифер оставалась сама собой, и это немного утешало. Но вот кое-что другое утешения не принесло.
Спустя несколько часов после пробуждения к ней вернулся тот самый доктор в больших очках, чтобы задать вопросы. Боясь показаться сумасшедшей, она не рискнула рассказывать о всех своих приключениях, и открытое ею выглядело вполне благопристойно: попала в психлечебницу, где главврачом был доктор Руфф, через некоторое время почувствовала себя лучше, и ее выписали из больницы. Тетя Николь забрала ее к себе, у нее она выздоровела окончательно. Потом они с Николь приезжали в больницу, чтобы проведать знакомых – бывших соседей по палате. Вечером того же дня она легла спать… И проснулась тут.
Ни о чем больше девушка не рассказывала, уверив доктора, что на этом ее воспоминания обрываются. Мужчина слушал молча, время от времени что-то записывая в свой блокнот. Он был осторожен и вежлив, но то, что узнала от него Дженни, повергло ее в тихий шок.
Если верить доктору, никогда из больницы она не выписывалась – что-то в лечении пошло не так, и девушка впала в кому. В этом состоянии она пробыла двадцать лет (каждый раз, слыша такую цифру, Дженнифер невольно вздрагивала). За все это время о ее здоровье справлялись только социальные работники; никакой тети Николь никогда не было; другие родственники также ни разу не объявились. Пациентка Дженнифер Паркер была круглой сиротой, и ее лечение осуществлялось за счет государства.
Врачи пытались разобраться в причине случившегося с ней, однако точного ответа так никто и не нашел. Возможно, это было связано с масштабным пожаром, который пережила клиника в то время, когда Дженнифер уже находилась в ней. Тогда в огне погибли несколько пациентов и кое-кто из персонала, включая доктора Руффа.
Позже больницу отремонтировали и «спящая красавица», как стали называть Дженни, осталась здесь. На ее возвращение к жизни уже никто не надеялся, но… Такое состояние, как кома, очень непредсказуемо. Теперь Дженнифер очнулась, и все снова будет хорошо… А ее «воспоминания» о том, чего никогда не было, можно считать просто реалистичным сном – последним, что запомнился, перед периодом полного беспамятства…
Доктор пошел навстречу Дженнифер и попросил найти в архиве информацию о судьбе четырех пациентов из восемнадцатой палаты. Больничный архив тоже сильно пострадал в огне, но все же некоторые записи остались. Все, кроме нее, пациенты из восемнадцатой палаты были выписаны – скорее всего, еще до пожара, потому что ни в списке продолживших лечение больных, ни среди жертв их имена не упоминались…
Это стало единственным утешением для Дженни. Долгими ночами (спала она теперь плохо; как говорила сама, пытаясь шутить, – выспалась вперед на всю оставшуюся жизнь), она вспоминала все случившееся и думала, что вопреки всему сумела спасти своих друзей. И сдержать свое обещание… Что бы там ни говорили ей хоть тысяча докторов, у нее имелась своя правда…
Ужасно угнетала Дженнифер мысль о том, что она все еще остается пациенткой ненавистной психиатрической клиники, о которой хотела бы забыть больше всего на свете. Но лечащий доктор оказался понимающим и добрым, а персонал – заботливым и внимательным. Она даже подружилась с той самой рыжей медсестрой: ее звали Рита, и теперь она часто заходила к Дженни, чтобы просто поболтать. Ей нравилось рассказывать новой подруге обо всем, что поменялось в мире за двадцать лет. Дженнифер с удивлением слушала про маленькие, но очень мощные компьютеры, которые имелись теперь практически у каждого, про Интернет, что дает возможность узнавать почти обо всем на свете. С помощью Риты она научилась пользоваться планшетом и смартфоном – рыженькая медсестра с удовольствием давала Дженни такие уроки.
Но и сама больница изменилась до неузнаваемости: просторные светлые коридоры, процедурные кабинеты и комнаты отдыха, большие ванные, прогулки на воздухе… Усадив Дженни в инвалидное кресло, медсестры вывозили ее на прогулку, чтобы она могла подышать свежими весенними ароматами, долетавшими из близкого леса, и погреться на солнце…
Никаких ужасных, замутняющих сознание таблеток больше не было: ей давали только витамины и какие-то препараты для восстановления сил. А еще она получала общую терапию и массаж, что был особенно приятен для ее ослабевшего тела.
Восстанавливалась Дженнифер на удивление быстро; через месяц она уже стала передвигаться самостоятельно – сначала с ходунками, а потом и без их помощи. Ослабевшее от обездвиженности тело как будто радовалось любой возможности двигаться, и Дженни ходила, сколько могла, – поначалу с трудом, делая паузы на отдых, а затем – все легче и свободнее.
Лечебная физкультура «творила чудеса», как отзывался доктор об изменении состояния своей пациентки, и хотя Дженни подозревала, что дело тут не только в эффекте физкультуры, все же вежливо соглашалась с ним.
Работая с психологами, она убедилась – лучше не думать о прошлом и не слишком зацикливаться на пережитых потрясениях. Ведь все могло сложиться хуже – реальной была возможность не проснуться… И если небо даровало ей шанс снова обрести жизнь, она должна использовать его на сто процентов. С этим Дженнифер была полностью согласна. Сильнее всего она мечтала о моменте, когда сможет наконец обрести свободу…
Тем более, кроме физической слабости, больше никаких препятствий к этому не было – Дженни признали полностью психически здоровой.
Еще одной отдушиной стало рисование: ее лекари назвали это арт-терапией и предоставили в распоряжение своей пациентки альбом, карандаши и краски. К тому же такие занятия развивали моторику рук… Но для Дженнифер, истосковавшейся по свободе – свободе безо всяких ограничений, белый лист и танцующий на нем карандаш стал чем-то большим, нежели просто развлечение и полезные упражнения. Там она творила свой мир – тот, осколки которого навсегда увязли в ее памяти. Тот, который хотела видеть вокруг себя…
Психологи рассматривали рисунки Дженнифер с умным видом, покачивая головами и обсуждая с коллегами значение того или иного сюжета. Изображенную девушку с мечом, убивающую чудовищ, они считали символом ее победы над болезнями и говорили, что это хорошо. Но постепенно сюжеты менялись, все чаще на листе оживали цветы, и деревья, и уютный дом в тихой улочке, а еще – огромное, безбрежное, прекрасное море… Именно оно стало для Дженни символом нового мира, в который так хотелось вернуться…